Караян

Караян увез с собой из Ульма много нежных воспоминаний о своих концертах и спектаклях в число которых входили «Мейстерзингеры» и «Лоэнгрин»[46] Вагнера, «Фиделио»[47] и Третья симфония Бетховена, Концерт для фортепиано с оркестром ре-минор Моцарта, где он был не только дирижером, но и солистом, а также специальный вечер, посвященный Рихарду Штраусу, в котором оркестр в увеличенном составе из 90 музыкантов исполнил «Дон Жуана» и «Жизнь героя»[48]. Но тогда воспоминания не много могли дать ему в практическом смысле. Последний год своей жизни в Ульме он провел, разъезжая по Германии в поисках работы, но не добился ни одного прослушивания.

Он был уже на грани отчаяния, когда его пригласили на пробу в Ахенский театр. Эта затея чуть было не провалилась из-за того, что оркестрантам Караян показался слишком молодым.

Ахен, конечно, был шагом вперед по сравнению с Ульмом. В Ахенском театре оркестр состоял из 70 музыкантов, а хор — из 300 певцов. Караян не прослужил там и года, как его назначили капельмейстером, или музыкальным руководителем. В 27 лет Караян стал самым молодым капельмейстером Германии.

Это был его первый значительный пост. Теперь в распоряжении Караяна находился хороший оркестр, он мог приглашать самых лучших певцов и музыкантов. В Ахене Караян впервые дирижировал всем «Кольцом Нибелунга»[49] Вагнера. Его репутация быстро крепла, и вскоре его начали приглашать в главные музыкальные центры Европы, включая Вену и Берлин.

Время, когда Караян вступил в свою новую должность — 1934 год, протекало под знаком зловещих перемен. 1933 год ознаменовался пожаром рейхстага, который послужил поводом для прихода нацистов к власти. В этом же году нацистские чиновники помешали Бруно Вальтеру выступить в Лейпциге и Берлине и вынудили его покинуть Германию, как покинули ее раньше или позднее Клемперер[50], Клейбер[51], Фриц Буш[52] и Томас Манн[53]. В тот период, когда Караян искал работу, опера Хиндемита «Художник Матис»[54] подверглась запрету нацистской цензуры, что побудило Фуртвенглера отказаться от всех своих постов и временно отойти от музыкальной деятельности.

Караян, конечно, не мог не видеть, что политика все сильнее вторгается в искусство. В 1935 году Караяну было поставлено условие: если он хочет остаться музыкальным руководителем Ахенского театра, он должен вступить в нацистскую партию. Караян согласился. Почему такой человек, как Караян, известный своей бескомпромиссностью почти во всем, здесь уступил? Почему он не сопротивлялся, как Фуртвенглер? Здесь нужно вспомнить, что Фуртвенглер занимал особое положение, служил чуть ли не символом культурной стабильности Германии, и нацисты терпели его оппозицию, тогда как Караяна за малейшее неповиновение выкинули бы на улицу. Кроме того, не нацистам, а немецкому народу в первую очередь нужны были и Караян, и Фуртвенглер. Как многие утверждали после войны, они просто жили от одного выступления до другого, и только в эти моменты их искалеченное существование наполнялось духовностью: музыка оставалась последним прибежищем гуманизма и достоинства.

В 1937 году Караян впервые появился перед оркестром Венской государственной оперы, дирижируя оперой Вагнера «Тристан и Изольда»[55] по приглашению Бруно Вальтера. Это была большая победа Караяна: вернуться дирижером в любимый театр, где десять лет назад студентом он проводил столько времени.

Однако на Караяна произвели ужасающее впечатление те условия, в которых приходилось работать дирижеру в Вене, и он чуть было не отказался от выступлений. Обещанную ему генеральную репетицию отменили, а на общих репетициях ведущие певцы пропевали только несколько нот, занимаясь основное время своей корреспонденцией. Караяну пришлось дебютировать в Вене практически без репетиций. К сожалению, положение дел в театре не изменилось и к 1956 году, когда Караян принял на себя руководство Венской государственной оперой; все восемь лет, которые Караян провел в театре, он вел безуспешную войну с подобными традициями.

После первых успехов в Вене Караяну предложили там остаться, но он отказался. Условия работы в Ахене приходились ему больше по душе. Там ему не надо было вести битву за репетиции. Он считал, что лучше быть первым в Ахене, чем вторым или третьим в Вене.

В Ахене у Караяна, казалось, устроилась не только работа, но и личная жизнь. В лесистых окрестностях города он снимал небольшой дом, где жил со своей женой, ведущей солисткой оперетты Эльми Холгерлеф, с которой они поженились в 1938 году. Но к сожалению, семейная жизнь не выдержала всех трудностей и напряжения, сопутствовавших творческой деятельности Караяна, его бесконечных метаний между Ахеном и Берлином. Через три года семья распалась.