Караваджо, или Съездить в столицу, развеяться

Сон Спящего воспроизводил то, что ОН уже знал ранее о технологии творческого процесса Караваджо. ОН видел, что Художник редко тратит время на тщательно проработанные эскизы. Отсюда та быстрота, с какой он исполнял заказы. Предварительные рисунки будущих изображений часто носили весьма схематичный характер.

Лаконизм и простота композиции картин были особенностью творчества Караваджо, способствовали скорости их написания. Из восьми Иоаннов Крестителей, вышедших из-под кисти Караваджо за последние 10 лет его жизни, большая часть была написана именно в этот период. Тогда же были начаты или закончены: «Неверие апостола Фомы», «Взятие Христа под стражу», «Коронование терновым венцом», «Христос на Масличной горе», «Се человек» и другие.

Караваджо считался чуть ли не личным живописцем кардинала Франческо дель Монте, который благоволил к его творчеству и не раз защищал от необоснованной критики как священников, так и его конкурентов в живописи. Одного посещения кардиналом мастерской Караваджо порой было достаточно для пресечения очередной порции домыслов, обвинений или интриг против художника. Приобретая картины Караваджо, он вольно или невольно вызывал ажиотаж среди состоятельных коллекционеров живописи. Они скупали отвергнутые заказчиками полотна. Причём, некоторые создавали в своих дворцах целые галереи картин Караваджо. Например, банкир и меценат Винченцо Джустиньяни оставил своим наследникам 15 его картин. И он был не единственным коллекционером работ Караваджо.

Находясь во сне в мастерской Художника, Спящий видел то, что уже знал о нем из литературы. Что, несмотря на значительные средства, выручаемые от продажи картин, Караваджо оставался непритязательным в быту, вёл большей частью очень скромный образ жизни. В его мастерских, которые ему иногда предоставляли меценаты или заказчики картин в подвалах или пристройках, или которые он сам снимал в Риме, мало что можно было найти, кроме мольбертов, подрамников, холстов, красок, то есть всего того, что требовалось ему для работы. Там же он часто и жил.

Спящий, бывший в реальной жизни человеком плоть от плоти образа жизни двадцатого века, сам привыкший к комфорту и удобствам, и знающий, что в 17 веке он не может ожидать ничего подобного, тем не менее с огорчением воспринимал быт некоторых мастерских великого Художника. ОН видел там, как правило, голые или обшарпанные стены, колченогий стол, нередко просто сбитый из досок, такой же лежак с тюфяком, набитым соломой, большое зеркало (нередко он сам себе был натурщиком), чаны и тазы для естественных надобностей, умывания и омовения, пару табуреток разной высоты (невысокий ростом художник предпочитал работать с полотнами больших размеров), лютню (Караваджо обладал неплохим слухом и в часы отдыха играл на ней), подсвечники и свечи.

Во всяком случае, только эти вещи присутствуют в судебной описи его имущества, при разбирательстве дела о неуплате арендной платы за одну из его мастерских.

Спящий подсознательно с неудовольствием наблюдал во сне, как расходует Караваджо большие деньги, зарабатываемые им за картины. Лишь небольшая часть тратилась на материалы для живописных работ и улучшение его быта и внешнего вида. Остальные уходили на азартные игры, развлечения и кутежи с друзьями, на оплату долгов. Периоды интенсивной работы сменялись у него временами буйной разгульной жизни, нередко заканчивавшейся приводами в полицию и даже судебными разбирательствами.

Спящий в реальной жизни был человеком пожилым и в силу этого, естественно, с неодобрением относился к экзальтированному поведению и невоздержанности в питье. И это обстоятельство давало о себе знать и во сне. Удивительно, но ему хотелось исправить поведение Караваджо, его стиль жизни. ОН сознавал, что сделать ничего не может, но от этого его желание помочь Художнику встать на праведный путь у него ничуть не убывало.

Спящий иногда видел себя во сне, идущим за Караваджо по пятам. Вот Художник швырнул кисть ученикам, крепко выругался, спрыгнул с табурета, сбросил с себя рабочее рубище и склонился над чаном. Один из учеников подхватил кувшин и стал поливать ему на руки, потом на голову и спину. Вытершись какой-то тряпкой не первой свежести, Художник растёр тело и лицо приятно пахнущей смесью и, напевая римскую уличную песенку, направился к стене, где висела его одежда.