Караван в Хиву

Столб песка толщиной в несколько саженей, как вспомнил Кононов, пронесся мимо перепуганного отряда и долго был еще виден, прыгая с обдутых ветрами немых барханов, уносясь прочь, заметая следы русского отряда.

– Зимой такого «джинна» нам вряд ли встретить доведется, – добавил в заключение Кононов.

Ночь прошла без происшествий, однако Данила долго не мог уснуть, ворочался на тюках, выискивая удобное положение. Потом понял, что думы о доме не дают ему сна, и не стал их гнать от себя. «Никола-зимний[35] теперь у нас, и снегу надуло… А в тихие дни деревья в иней наряжаются, как Дарьюшка в кружева на Христов день… А в заовражьях близ Самары теперь волки в стаи сватаживаются…»

Утром, поеживаясь от свежего воздуха, караванщики навьючили верблюдов, оседлали коней, позавтракали. Знакомой ему тропой проводник вывел караван на гору и снова запел свою нескончаемую, как сама пустыня, песню.

По плато, местами слегка волнистому, попадались небольшие солончаки с белесыми сухими донышками, иногда во впадинах застаивалась вода и рос рядышком неплотный упрямый камыш или низкорослый, по пояс человеку, саксаул. В этих местах видели несколько коршунов, подивились – кого здесь в пустой и чахлой степи, а вернее, полупустыне можно поймать? Но равняться ли человеческому глазу с глазом птицы, парящей под облаками? Если кружится, значит, уверен, что хоть малая, а добыча будет.

Шли весь день, а к вечеру чуть слева от маршрута каравана дозорные казаки подали сигнал – увидели какое-то строение. Караван-баши тут же повернул своего коня, заторопился. Ускорили шаг и понятливые верблюды, внезапно взбодрились кони. Люди тоже приободрились, послышались шутки, кому в каком месте достанется угол потеплее.

Крепость, построенная на берегу обрывистого воронкообразного озера, поразила караванщиков своим заброшенным, нежилым видом. Стены ее сложены из серо-белого маленького кирпича. Имела она форму четырехугольника с длиной каждой стены не более ста саженей. Войти в нее можно было только через одни ворота, обращенные к западу, в сторону глубокого озера. И никаких признаков жизни вокруг этого странного укрепления.

«Будто нарочно для разбойников становище сделано, стеречь здесь проходящих купцов», – с беспокойством подумал Данила, наблюдая, как казаки осторожно подходят к крепости и осматривают ее большое нутро.

Подъехали удрученные Гуляев и Чучалов. Петр, с неприязнью всматриваясь в сторону южного горизонта, каким-то отрешенным голосом сообщил:

– Проводник говорит, что далее четыре дня воды не будет до какого-то одинокого колодца в песках. Только там, дескать, и можно будет запастись водой для еще дневного перехода к озеру.

Рукавкин молча выслушал и дал знак. Караван втянулся в крепость, совершенно пустую, без каких-либо строений внутри, огороженную высокой стеной.

Развьючивались быстро. Родион один, без видимого усилия, снимал с верблюда тюки, с другого верблюда стаскивал поклажу такой же молчун длинноусый Пахом, лишь жестом спрашивал, куда что положить. Родион разгружался рядом с Рукавкиным, в правом от входа углу, где Герасим размещал тюки так, чтобы на них удобно было спать: не на истоптанном же чужими ногами песке ложиться российским караванщикам!

Развьючили, повели верблюдов к озеру. Трое братьев Опоркиных во главе с длинноногим Маркелом с риском сломать шею спустились почти по вертикальной стене озера – впадины вышиной саженей в шесть – и, стоя на мокром песке, черпали воду брезентовыми ведрами, а Погорский, Герасим и Пахом сверху веревками их вытаскивали, поили животных. Чуть в стороне таким же способом доставали воду и казанские купцы. Лошадей отвели к колодцу, который людьми бывшего здесь последнего каравана перед уходом надежно был укрыт жердями и верблюжьими шкурами.

Солнце склонилось к западу, и мусульмане дружно встали на вечерний намаз. Они расстелили коврики, обратились лицом к уходящему светилу и опустились на колени. Замерли на несколько минут, потом начали припадать лбом и руками к ковру, оглаживать бороды. Ближе всех к самарянам стоял на коленях Малыбай. У него при каждом поклоне из-за пазухи вываливался скомканный белый платок, и купец упрямо впихивал его назад, боясь прервать святую молитву.

Самаряне вместе с казаками и посланцами отошли в сторону, ближе к крепости, и, уважая чужие обычаи, тихо говорили между собой, чтобы не мешать попутчикам просить Аллаха уберечь их от козней злых духов, которые, по мусульманскому верованию, носятся над землей в час заката и подстерегают нерадивых.

Перед ужином Маркел Опоркин прошелся по крепости, осмотрел крепкие еще стены и отпросился у Данилы сходить за дровами.

– В ночь надо бы поленьев поболе заготовить, свежо будет.

Данила отпустил. С казаками отправился и непоседливый Иван Захаров. Вышли через узкие ворота, завернули влево. Начинало уже темнеть, и Маркел невольно устремил взгляд в сторону восточного темного небосклона, куда неслышно текли по небу неспокойные, полные холодной влаги облака, подкрашенные снизу алыми лучами скрывшегося за горизонт солнца.