Он и остался в памяти своих современников именно таким человеком, ставшим подлинным образцом мужчины, никогда не уронившим свою честь и совесть. В то же время среди них бытовало и такое мнение: «Карибайдан шайтан ашады» («От Карибая черти бегут»). Видимо, его столь безупречная духовная чистоплотность и бесстрашный дух создали в его окружении такой образ. Его современники испытывали к нему безграничную благодарность как к человеку, проявлявшему по отношению к ним особенную заботу и внимание. Людей к Карибаю будто притягивала какая-то сила, поэтому в его дом ежедневно приходили люди и он угощал их чаем из самовара со сливками, испытывая при этом нескрываемое удовольствие от искреннего общения.
Карибай был для своей единственной любимой дочери не только заботливым отцом, но и дальновидным учителем, указавшим ей жизненный путь. Как иначе можно объяснить, что будучи человеком старой феодальной формации, он отпустил свою своенравную дочь учиться в далекую Алма-Ату, поддержав ее стремление учиться только в Алма-Ате. Так он проявил уважение ее самостоятельному выбору, ее наивной мечте, казавшейся на тот момент неосуществимой, ведь у нее не было в столице родственника или хорошего знакомого, который на первое время мог бы поддержать сельскую девушку из глубинки. Карибай обстоятельно обдумал и эту проблему и нашел такого надежного человека, Балтабека из Караганды, старшего брата Героя Советского Союза Маратбека Мамыраева. Карибай был с ним в приятельских отношениях и по-дружески попросил опекать на первых порах свою дочь в Алма-Ате.
Карибай был не только человеком прогрессивных взглядов, но присущая ему культура исходила от его внешнего облика, выделяя его из своей среды. Он одевался не только как подобает современному интеллигенту, но также в соответствии о своим особенным тонким вкусом. Носил китель из дорогой ткани, которую покупал сам, сам же заказывал пошив в ателье, носил шляпу в ансамбле с длинным халатом такого же цвета. Шляпа выгодно подчеркивала его высокий сократовский лоб, обаятельное красивое лицо с прямым носом, у него была очень стройная высокая фигура с прямой осанкой. Карибай строго следил за личной гигиеной, даже делал себе маникюр, отращивая ногти на длинных худощавых пальцах, как у Пушкина на картине Ореста Кипренского.
Дочери запомнился тот день, когда в аэропорту Караганды Карибай провожал ее на вечерний рейс самолета Ил-18 в Алма-Ату. В тот день на нем был летний плащ с капюшоном светло-болотного цвета со шляпой. Почти в сумерках Карибаю пришлось одному возвращаться в городском транспорте как городскому человеку. В первый раз Бакыт взволнованно задумалась об отце, осознав его совершенно особенную стать среди многих людей. Вот и расположением братьев Мамраевых он как-то сумел завладеть, много раз вместе с дочерью гостил у них. Балтабек со своей женой Калимой всегда радушно принимали Карибаевых в своем доме в Караганде по улице Доскея 7, названной в честь народного поэта Доскея Алимбаева.
Карибай никогда не стремился демонстрировать свой незаурядный ум и привлекательную внешность. При решении самых сложных вопросов, личных и общественных, он никогда не выступал первым, зато со всей ответственностью ставил точку, выступая последним. Он не разбрасывался словами, а всегда ярко и емко говорил по делу, демонстрируя свою внутреннюю культуру как наследника школы Шона Тельгозина, влиятельного волостного правителя Сары-Арки. А восседая на коне в своем длинном зимнем тулупе, сшитом на заказ из выбранного им материала, он был чем-то похож на своего предка батыра Серкебая. В самом деле, в Карибае жила культура его деда батыра Беккожи и правителя Шон-би, которую так и не смогли вытравить бесконечные советские совещания и многочисленные агитационные пункты типа «ызыл отау».
Очень тактичный в общении, с виду милый и простодушный, в реальности Карибай был айсбергом, большую подводную часть которого не каждый мог разглядеть, потому что он никому никогда до конца не раскрывал свою душу. Не рассказывал он о своих поступках, совершенных в годы или Голодомора, в драматическом 1937 году, или в 1916 году, когда он принимал активное участие в национально-освободительном движении. Лишь из воспоминаний его сверстников стало известно о героических поступках Карибая. Некоторые из его подвигов, о которых говорили вполголоса, были самой настоящей семейной тайной. Сам Карибай рассказывал, как в тюрьме в 1940–1942 годах он собственноручно расправился с уголовным авторитетом, оскорбившим его. Тогда главный из уголовников, огромный и хитрый зэк, напал на него, но завязавшаяся между ними яростная драка закончилась полной победой Карибая.
Недюжинная сила Карибая проявлялась, когда он укрощал самых диких коней, дрессировал скакунов или же приручал дойных кобылиц, демонстрируя свое человеческое превосходство над природой. Он представлял собой в духовном и физическом плане подлинный образец могучих казахских силачей.