Караванные города

Но не следует преувеличивать; хотя Дура перестала быть караванным городом, случайные караваны продолжали посещать ее, потому что трудно предположить, что все имена, написанные на стенах, принадлежат ее жителям. Некоторые из них — имена чужестранцев, возможно, погонщиков верблюдов, которые обрели бессмертие, нацарапав свои имена сафаитскими буквами. Для того чтобы разобраться с этими караванами и с местной экспортной и импортной торговлей, у ворот сидели «сборщики налогов», о которых мы читаем в Библии. Надписи знакомят нас со всеми членами одной семьи III в., так как профессия, не очень уважаемая на Востоке, передавалась по наследству. Они собирали таможенные пошлины, называющиеся в надписях гибридным термином telos portas, т. е. «воротный сбор», и были рьяными поклонниками местной Тихе, от которой зависели направление торговли и караваны, проходившие через ворота города. В работе им помогали своего рода привратники, pyloroi, которые, похоже, собирали налог со всех, проходивших через ворота. Полиция в воротах тоже присматривала за путешественниками и караванами, так как именно они в надписях называли себя «бенефикариями» и «статорами» и таким образом обессмертили себя. Если сборщики налогов и привратники были первыми, кто очищая карманы путников, входивших в город, то следующей была полиция. Они, конечно, не держали себя за руки, когда допрашивали каждого посетителя: «Кто ты есть, куда и откуда путь держишь?» Филострат, биограф Аполлония Тианского, чудотворца, описал их нам и рассказал о страданиях путешественников перед тем, как им разрешали вступить в парфянский город.

Рис. XXXV Дура. Фрагменты сасанидской стенной росписи из частного дома в Дуре (дом фресок в Дуре)

В конце III в. н. э. на короткое время появились новые властители Дуры, персы, преемники парфян. Мы уже отмечали, что они находились там недолго — только два или три года. Тем не менее в одном из раскопанных домов мы нашли очень интересные свидетельства об их пребывании.

Работая в частном доме, мой ученик господин Алан Литл (Alan Little) обнаружил следы большой росписи на задней стене просторной приемной залы. Тщательное исследование показало, что это — часть большой композиции, когда-то целиком покрывавшей всю стену, воспроизводившей, вероятно, тканый ковер с изображением битвы. В соответствии с персидскими принципами ведения боя, как они отображены в литературе и искусстве, эта битва была представлена как серия отдельных сражений, а надписи на пехлеви рядом с фигурами рассказывают нам о том, кто эти победные герои (см. рис. XXXV). Одного из них звали Ормузд, сын, другого — Ардашир, в то время как у третьего — титул, типичный для членов правящего дома сасанидской Персии[32]. На росписи за битвой наблюдают несколько фигур, изображающих или богов, или предков сражающихся воинов, которые сидят на возвышении в центре. Если мы предположим, что этот рисунок датируется III в., то он, конечно, изображает большую битву времен Ардашира или Шапура, вполне возможно, что битву у Эдессы, в ходе которой Шапур взял в плен Валериана. Удивительно, что такой документ был найден в малозначительном доме в Дуре.

Я ничего не буду говорить здесь о значении этой фрески в изучении сасанидской живописи, не буду говорить и о значении Дуры в изучении парфянского и сасанидского искусства, хотя нашей экспедицией выявлено много материалов, относящихся не только к архитектуре и живописи, но и к другим искусствам. Занавес, так долго искажавший историю и принципы парфянского искусства, наконец приподнялся, и наши знания о сасанидском периоде стали более полными. Хотя мы и не стремимся дать здесь общую картину парфянского искусства, мы можем отметить, что первое, чему нас научила наша недавняя работа, это то, что совершенно ошибочно считать парфянское искусство варварской копией греческого.

Я привлеку внимание читателя только к одному моменту. Несомненно, что в художественной жизни Дуры более заметна роль, которую играют в жизни города живопись и рисунок. Расписаны были все храмы. Фрески изображали богов и богинь, мифологические сцены, сцены жертвоприношений. В Дуре было несколько человек, пользовавшихся репутацией больших художников. Они полагали, что грядущие поколения будут помнить их имена, так как никогда не подписывали своих рисунков полными именами. Это, вероятно, имело религиозные мотивы. Они хотели, чтобы боги и богини, которых они изображали или чьих адептов они изображали, помнили их всегда. Хотя это только одна часть картины; в этих именах, храбро начертанных большими буквами под творениями художников, великая гордость, сродни той, которая была у живописцев эпохи Возрождения.