Можно спросить: где и когда был воздвигнут храм самой дуранской Тихе? Подобно всем жителям города, она должна была входить в него через ворота, но где ее дом? Находился ли он в одной из башен, фланкирующих ворота? Мы тщательно осмотрели обе. В северной, на стенах которой следов росписи не было, мы обнаружили некоторые предметы, которые могли украшать такой храм. Один — маленькая дверь с цветным изображением фигуры Виктории в чисто парфянском стиле. Она обращена вправо; в руках ее пальмовая ветвь и венок; стоит она на шаре. Ясно, что расписная дверь составляла часть небольшой деревянной капеллы, наоса, эдикулы или небольшого храма с двумя дверьми. Внутри него или стояла маленькая скульптура, или была нарисована фигура главного божества. Здание похоже на египетские храмы или средневековые капеллы-триптихи, и если оно стояло за воротами святая святых, то его центральной фигурой, несомненно, была Тихе, властительница мира, изображенная увенчанной двумя Викториями. Подходящий символ для военного святилища.
Другой интересный предмет, обнаруженный нами в башне, — деревянная доска с латинской надписью, в которой младшие офицеры когорты, квартировавшей там, выражают свою преданность Септимию Лисию, стратегу Дуры, и его семье: они передают портреты его, супруги и детей (некоторые с иранскими, некоторые — с греческими, а некоторые с семитскими именами) под покровительство богини. Нет сомнений, что портреты нарисованы или вставлены (если нарисованы на дереве) в стену храма, в наосе, принадлежащем ему.
Несмотря на эти находки, природа башен не позволяет предположить, что храм богини находился там, поскольку они фланкируют ворота на военный манер, как делают это в других случаях. Следовательно, и обитель богини должна была находиться рядом с воротами, однако не обязательно в пределах городской черты, но я думаю, что ей мог принадлежать небольшой храм, расположенный вблизи них, обнаруженный во время наших раскопок 1929–1930 гг. В римское время напротив него через дорогу находились небольшие, но очень изысканные термы, посвященные «Великой Тихе терм», как нам сообщает надпись на мозаичном полу тепидария. Более того, в Дуре в небольшом здании, расположенном вблизи того, что, как я предполагаю, было храмом Тихе, найден большой клад монет и драгоценных украшений. Вполне возможно, что дом принадлежал жрецу храма и что сокровища были посвящены богине.
Тщательное исследование надписей на стенах городских ворот, особенно римского времени, рисует интересную картину дуранской жизни. Становится очевидным, что солдаты римского гарнизона правили городом и что святилище у ворот принадлежало им. Так, младшие офицеры гарнизона самыми витиеватыми фразами высказывали свою преданность богине; они — бенефициарии и «статоры», офицеры полевой жандармерии. Со времен Каракаллы все стали римскими гражданами, и все стали гордо добавлять новое имя Аврелий к своим греческим или семитским. Все подчинялись трибуну, командиру гарнизона, а это, очевидно, был человек, живущий во дворце на редуте, которого мы видим на фресках их храма совершающим жертвоприношения пальмирским богам и Тихе. Конечно, он и по происхождению, и по имени был римлянином, а не левантийцем и как таковой являлся более значительной персоной, чем полугреки Месопотамии или Сирии или арамейцы и арабы, служившие под его началом в армии, которые и составляли гражданское население Дуры. Подобно многим сегодняшним французским офицерам, эти римляне, вероятно, никогда не вступали в контакт с местным населением, а жили изолированной жизнью большого человека.
С другой стороны — младшие офицеры, его непосредственные подчиненные, вели такой же образ жизни, как и местные аристократы, члены совета, магистраты и другие сыновья богатых и именитых родителей. Подобно своим парфянским предшественникам, эта аристократия была типично левантийской. Когда Септимий Север возвел Дуру в ранг колоний, многие из них стали римскими гражданами (как их пальмирские соседи) и приняли имя Септимий. Однако они никогда не были настоящими римлянами или настоящими греками, хотя их предки, конечно, были греко-македонскими колонистами. Их национальность было невозможно определить, и в одной и той же семье отец мог иметь греческое имя, жена — семитское, а дети — греческое, латинское и семитское.