Исак не парится, если честно. Потому что пропитанные зноем, слепящие дни сменяют прохладные ночи, когда поток воздуха струится сквозь распахнутое окно, оглаживает обнаженные тела, ласкает. И Эвен вычерчивает на коже невидимые взгляду узоры, щекочет и бормочет, все время сиплым шепотом выдает такое, что у Исака уши пылают, и он прячет лицо смущенно в подушках, пока Эвен языком ведет влажную дорожку от затылка вдоль позвоночника, спускается ниже, заставляя стонать, извиваться.
Он кормит его с рук инжиром и виноградом, слизывает сладкий сок, струящийся по губам, и заставляет забывать все буквы норвежского, английского и какие там бывают еще алфавиты… А утром, пока жгучее солнце еще не забралось высоко, тащит гулять в старый город, раскинувшийся у подножия Атласских гор неоконченной шахматной партией.
Рыжеватые домишки и древние укрепления из глины, а в самом центре медины — огромная площадь, название которой Исак не выговорит и не запомнит ни за какие сокровища мира. Эвен может бродить здесь часами, с открытым ртом разглядывая десятки гнущихся, как резиновые, акробатов, слушая затейников-сказочников. И пусть когда-то он даже учил арабский, но понять может разве что каждое пятое слово. Впрочем, не сказать, что это мешает.
Наверное, они как Аладдин из Аграбы и его верный джин. Вслушиваются в громкие выкрики торговцев воды, пробуют диковинные фрукты, любуются гибкими танцорами, наслаждаются выступлениями музыкантов. И эти протяжные, моментами рваные напевы, Исак знает, что отныне и навсегда они останутся в его сердце. Памятью об этой волшебной стране, что показала им столько чудес.
Эвен порой забывается настолько, что взволнованно хватает Исака за руку, переплетает их пальцы и трогает ладонь губами прямо среди разноцветной толпы, где, конечно, полно туристов, но не избежать и тяжелых, внимательных взглядов местных… И, может, Исак перестраховывается, но каждый раз виновато отстраняется, скользнув напоследок пальцами по запястью. И по ответному касанию он знает — Эвен все понимает.
*
Здесь, в Марракеше, много парков и тонущих в пышной зелени садов, в них столько цветов и неведомых прежде фруктов, что не только глаза разбегаются, но, кажется, мозг не в состоянии переварить такое обилие цвета, запахов, сладости. Эвен в первый же день полюбил прохладную пальмовую рощу, что сразу за старым городом, а Исак снова и снова уговаривал заглянуть в сады Агдал, которые на полном серьезе нарек Эдемом и пытался убедить своего парня, что рай на земле таки найден.
Вечером они ужинают на одной из террас многочисленных крошечных ресторанчиков. Уютных и тихих. Пробуют непривычные блюда, а потом обязательно долго плавают в бассейне под открытым небом в свете огромной полной луны, бросающей на воду серебристые отблески. И Эвен не преминет вспомнить, что Исак — тот самый мальчик, что не умеет задерживать дыхание под водой.
— Попробуй вот это мясо, очень вкусно… и картошка…
Накалывает кусочек на вилку и тянется через весь стол. Воздух — из легких прочь, когда Эвен облизывается недвусмысленно, а потом аккуратно… боги, так аккуратно, одними губами, снимает пищу, а сам смотрит. Глаза в глаза, несколько долгих секунд, не мигая, не отрываясь. Пока Исак жадно не присасывается к стакану с водой, заведомо проигрывая в любом противостоянии, которое могло бы случиться.
Эвен хмыкает и жует, причмокивает и даже жмурится от удовольствия, едва не мурлычет. Это особый вид издевательства или самоистязания — смотреть, как ест Эвен Бэк Найшейм.
— Все же попробуй приготовить мне дома такое. Приправы мы купим здесь, правда? Помнишь ту лавку в старом городе, где старик в тюрбане торгует целой кучей всего, там и специи есть, можно спросить и рецепты. Знаешь, ну… ты говорил про иные принципы и технику, я помню… И это, между прочим, вовсе не значит, что я хотел бы запереть тебя на нашей кухне…
Кого он обманывает, право? Как раз не отказался бы в принципе посадить под замок, чтобы никто не видел, не смог позариться и постараться отнять…
Смущается и замолкает. Вилку вертит в руках, а краска между тем заливает медленно скулы, перетекает на уши, спускается к шее и прячется в широком вороте белой рубахи, маскируя попутно алые пятна засосов на острых ключицах.
— Я обещал тебе свидание с марокканским ужином, я не забыл. Считай, что это, вот здесь, репетиция. Несколько черновых попыток перед тем, как сделать все идеально.
— Ты издеваешься? Все это путешествие — одно большое свидание.
Звезды над головой огромные и блестящие, как алмазы. Эвен улыбается тихо, перекатывает темную жидкость в широком бокале. Он так задумчив, словно здесь и сейчас его нет, выпал из настоящего, ушел в своих мыслях далеко-далеко. В один из тех параллельных миров, о которых Исак ему поведал однажды.
— И все же за специями мы отправимся прямо с утра.
*