В 1873 году была записана быличка, в которой хозяин бани выступает в роли учителя, способного научить каждого желающего играть на любом музыкальном инструменте. Только для этого надо строго выполнить все необходимые условия. «Кто хочетъ научиться играть на гармонике, балалайке или гуслях [так называли кантеле – И. Л.], тот должен взять трижды девять (то есть двадцать семь) зерен ржи, трижды девять зерен овса, трижды девять зеренъ жита и завязать взятые зерна по особым тряпочкам. Узелки с зернами положить в карман. Потом взять старый медный грош и положить его в рот за правую щеку. А в правую руку взять инструмент, на котором хочешь научиться играть. И со всем этим идти в баню. По приходе в баню нужно сесть к печи лицом на пол и начать играть как-нибудь. Как только начнешь играть, то тотчас выйдет из-под полка хозяин и начнет плясать. Поигравши как-нибудь под его пляску, научишься играть хорошо. А когда нужно будет уходить из бани домой, то грош, который был во рту, взять в левую руку и, бросив его на пол, уйти из бани задом»[806]
. Весь рассказ пронизан мифологической символикой. Используется сакральное количество зерен: три раза по девять. Сами зерна – символ прорастания нового, в данном случае нового таланта. Сакральны оба упоминающихся локуса: человек сидит именно лицом к каменке, а хозяин бани выходит из-под лавки, постоянного места обитания. Монету сначала как оберег держишь за правой щекой. Уходя, берешь монету в левую руку и именно ею бросаешь ее в качестве выкупа или подарка банному духу. Уходить, как и во многих ритуалах, следует спиной вперед.В карельской мифологической прозе иногда обучает игре на музыкальном инструменте хозяйка воды. Этот мотив роднит этих двух хозяев, банного и водного.
Получение профессиональных навыков рассматривается исследователями «как помещение обучающегося в контекст представлений о контакте сакрального и профанного миров»[807]
. Т. А. Берштам убедительно доказала, что трудовые будни и обрядовые функции, независимо от половозрастного разделения хозяйственных занятий, имели ритуальную связь «с сакральными силами», результатом чего являлся «договор», обеспечивающий «прокормление человеческого и животного мира»[808]. Таким образом, сакральными могли быть не только истоки виртуозного мастерства, как повествуют некоторые былички. Как пишет В. Е. Добровольская, «любая традиционная работа имела ряд магических правил и запретов, котрые необходимо было выполнить для достижения успешного результата»[809]. Как показывает карельский материал, это особенно касается людей, занимавшихся знахарством и пастушеством.Считается, что хозяин бани может наслать болезнь[810]
. Происходило это чаще всего в случаях, когда человек находился в бане с чувством брезгливости, считая, что помещение плохо вымыто, или подозревая в нечистоплотности тех, кто мылся рядом. Часто это происходило именно в чужой бане, когда человек был лишен покровительства банных духов своего рода.Часто в бане видели и ее хозяйку. Практически всегда ее так и называют:
У мордвы женский банный персонаж доминировал в гендерном плане. Это была Банява – божество бани, культ которой был широко развит и очень похож на карельский. Она «обычно невидима, однако иногда показывается в бане в образе маленькой юной голой женщины, сидящей на полке, расчесывающей длинные светлые волосы. У нее есть муж Банятя, внешне тоже молодой, низкорослый»[811]
.В некоторых мифологических рассказах карелов появляются очень интересные женские образы банных хозяек.
У карелов-ливвиков встречаются упоминания о банной бабушке-
Примечательно, что
Сямозерские карелы говорили, что банная бабушка