Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Во многих мифологических рассказах внешность хозяев бани или никак не описывается, или указывается, что они аморфны, невидимы, как, согласно народному мировоззрению, чаще всего и подобает быть представителям иного мира. Видимыми они становятся только в особое время и при особых обстоятельствах.

Хозяина и хозяйку «не видели. Они не показываются. Они как невидимки такие. Не показывает. Бога ведь не видим, так и его. Говорят: Бог, Бог есть да ангел – никогда ведь не видим, а молимся. Так и у него там»[831].

В народном представлении Бог и духи-хозяева бани не противопоставляются друг другу. Скорее, Бог воспринимается как верховное существо. А духи-хозяева подчинены Ему, находятся в Его власти и исполняют Его волю. Об этом говорится еще в одной быличке. «Нельзя поздно ходить в баню. Олеша пошел после всех, совсем поздно, не боясь. Задержался там. Жена нашла его чуть живого…Сутки спал. Проснулся, первым делом попросил надеть ему на шею крест…А до этого он его снял: больше не надену и детям не разрешу! Рассказал… Зашел в баню, разделся, залез на полки. В бане никого нет, в двери никто не заходил, не слышно ничего. Только пар бросил и лег на спину – как стали меня вицами стегать. Никого нигде не видно… И встать не могу, так бьют. Дальше ничего не помню, что делали… А сейчас и повернуться не могу на другой бок – так все тело болит. Больше я накануне праздника поздно в баню и сам не пойду, и другим не советую. После этого Олеша в Бога поверил и ребенка крестил. И сам стал молитвенником»[832].

Здесь человек вдвойне нарушает запреты. Во-первых, идет мыться слишком поздно, когда уже наступает черед мыться банным духам. Во-вторых, будучи крещеным, снимает крест, лишая себя Божьего покровительства и тем самым навлекая на себя особый гнев невидимых духов. Поэтому они без предупреждения расправляются с мужчиной.

О том, что в бане идет своя, чаще всего невидимая человеку ночная жизнь, рассказывается во многих былинках. Порой духи-хозяева бани аморфны и проявляют себя только в звуковом плане. Свидетельством этому является или непонятный шум, стук, или горящая в банном окне лучина и слышащийся разговор невидимых хозяев. «Был такой случай. Всегда в карты играли в том доме и не успели в баню. Да потом перед праздником пошли поздно. Лучина горела, и шум, шушуканье слышалось в каждом месте тем, кто мылся. Что было? Да крепко держал там кто-то дверь, что не пускал вон… Ну была ли хозяйка бани или был кто-то, кто плохо делает»[833]. В другой былинке старик пошел на спор ночью в баню. «А как стал к бане подходить, слышит: в бане разговаривают! Разговаривают в бане! Не посмел войти…Пришел, говорит: “Поспорил, а проиграл! Нет!” – говорит»[834]. При этом следует отметить, что этот разговор банных хозяев всегда ясен и понятен человеку. Это еще раз подтверждает мысль, что баня считалась неким семейно-родовым святилищем и духи, живущие там, говорят на родном для человека языке. В отличие, например, от пойманного в сети ребенка хозяев воды. Или от хозяев леса, которые на последней стадии развития мифологических рассказов аккумулируют в себе негативную характеристику и часто уподобляются черту. Вследствие этого разговор леших, одетых в черные шинели с золотыми пуговицами, практически всегда непонятен человеку.

Видят хозяев бани и в зооморфном виде, например, лягушки. «В баню тоже идут с молитвой, не по-плохому идут. Всегда вспоминали, говорили: была там девушка, с матерью жила. Придет и баню истопит перед каждым праздником ночью. “Не топи, – говорит – баню, доченька, перед таким дорогим праздником. Лучше потом истопишь”. И вот вечером поздно, в праздничный вечер, поздно. “А, – говорит – ничего не будет!” “Не говори так, дочка! А вдруг будет!? Нельзя знать! Иди с молитвой!” Она ни во что не верила. А говорили: в баню как пошла, как стала смотреть – в воде лягушка. В холодной воде, в тазе. Она взяла ее и выбросила. Сказала: “Черт что ли сюда пришел?!” Ну воду она сделала, пару подбросила и стала волосы мыть. Волосы как стала мыть, а они все склеились. Не смогла вымыть. Склеились волосы, она уложила их снова в пучок и домой пришла, говорит: “Мама, теперь волосы не распутываются, не могу никак. Лягушка в тазе чудилась”. “Ну вот, – говорит – надо с молитвой идти, да не надо бы перед дорогим праздником баню топить”. А потом пошли к врачам: “Мы ничего не знаем. Если наголо сбреем волосы, а больше ничего не можем!” Ну что? Тогда к знахарям. Знахари освободили, знахари, да по-хорошему, с молитвой: “Хозяева бани, хозяйки бани…” В каждом месте есть. Плохое – плохое и есть. Не говори: сегодня все хорошо, завтра я то-то сделаю. А поди знай, что сунется. Нельзя знать заранее, что будешь делать, как жить, что будет»[835].

Лягушка в карельской мифологии – животное почитаемое. Убивать ее запрещалось по двум причинам.