Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Чтобы порча в бане не пристала, заговаривали пар: «Тьфу! Матушка-банька! Сестрица-парок! Произношу чистыми устами, С духом Божьим, Шепчу теплу. Пару нечего сердиться, Жару не за что вредить. Иди, пар, в банный мох, Спрячься в банном подполе На время, пока парится хворый!» – «Phu! Kylyseni, moamoseni, Löylyseni, sisarueni! Puhun suulla puhtahalla, Herran hengellä hyvällä, Läipöttelen lämpimällä. Eigä ole löylyn löytämistä, Lämpimän lähenömistä. Mänkeä, löylyt, saunan sammalii Tahiga kylyn karsinaa Kibehisen kylvend aijaks!»[948].

Эти два древних заговора с архаичными семантическими деталями записаны в самом начале XX века. Но постепенно заклинания укорачивались, к ним добавлялась краткая молитва. Во второй половине столетия, заходя в баню, произносили: «Hospodi-syöttäi, kaco da vardoice! Lagi – toattu, late – moamu, seinät – sizäret da vellet! Hospodi-syöttäi, kaco da vardoice!» – «Господь-кормилец, смотри и береги! Потолок – отец, пол – мать, стены – сестры и братья! Господь-кормилец, смотри и береги!» Как видим, даже в стадиальном плане достаточно поздний заговор второй половины XX века вербально замыкает круг, заканчиваясь теми же словами, которыми начинался. Согласно народному менталитету, круг – один из сильнейших и древнейших оберегов.

Обязательно здоровались и прощались с банными духами. «Дверь в баню открывали: «Здравствуй, хозяин бани, здравствуй, хозяйка бани, здравствуй, дорогой парок!» Уходя в дверях: «Спасибо хозяину бани, спасибо хозяйке бани, спасибо милому парку, спасибо веселой водице, спасибо тому, кто баню топил и тому, кто дрова колол»[949].

Тверские карелы, заходя в баню, крестились.

Особые правила сопровождали ритуал приготовления бани для ребенка. Например, тверские карелы считали, что нельзя даже смотреть в воду, которую носишь с озера или готовишь для ребенка. Если посмотришь в нее и увидишь свое отражение, а потом этой водой вымоешь младенца, у него заболит пупок и может развиться грыжа[950]. Это соблюдалось особо строго, если ребенок очень маленький, до шести недель. Шестинедельный временной отрезок у карелов имел самое важное значение: младенец в это время был полностью беззащитен, так как еще не имел ангела-хранителя; а души умерших шесть недель поле смерти приходили в дом, ночевали на своей постели и для них обязательно во время трапезы ставили на стол посуду.

Когда брали воду для ребенка, трижды произносили: «Здравствуй, земля, здравствуйте, воды, Здоровья и здоровающейся с землей-водой! Здравствуй, золотой король воды! Не беру воду для еды, не беру воду для питья. Беру для чистой души, рабы Божьей младенца Иры. Мыть, очищать от плохих дум, всяких призоров»[951]. Это заклинание служило «профилактикой» от сглаза.

Если ребенок приболел, то произносили иной заговор: «Беги, река, От иерусалимской реки, из бурлящего потока святого Георгия, куда святую Богородицу звали, старшую на земле обливали, всех ангелов крестили. Водица праведная кормилица! Не беру воду для еды, и не беру воду для питья, беру, чтобы невинную душу освободить, очистить от плохих дум, от разных призоров»[952].

Топить баню приглашали «деву Марию, святую маленькую служанку» – «Neičyt Moarie emoinen, Pyhä piika pikkarainen. Просили приготовить «медовую баньку» из «медовых дров»; нарвать «медовый веник» в «медовом лесу»; воду наносить «из ближнего ключа» «чистыми ведерками», чтобы баня дала здоровье ребенку[953].

Когда парили ребенка, обращались к банной бабе: «Банька, парок, Банная баба-бабулечка! Парю-напариваю, листиками с оловянную капельку, размоченными медными веточками. Пусть будут медовые мысли, медвяные внутренности, сверху невидимые, внутри несаднящие, внизу безболезненные, у невинной души младенца Про» – «Kylyzeni, löylyzeni, Kylyn akka boabozeni! Kylvettelen löylyttelen, Tinatippu lehtyzil, Vanoi vazki varbazilla Meziziks mieleltäni, Simasiksi seämelläni, Peälitc tundumattomaks, Seämelle vihoamattomaks, Alic kivuttomaks Oi-geasta hengestä Irost bladencast»[954]. Так следовало попарить в трех банях.

Старались, чтобы ребеночек в бане не плакал, пар делали тепленький, водой обливали аккуратно, часто она стекала с руки бабушки (или матери) на головку ребенку. Старушка скрещивала ему ручки и ласково приговаривала: «Pois paskat lapsestai, pesen korvalehtot, nenäpiekköin, suukkoin ja vattanapain puhtaiks. Pesen pikkukätöiset ja jalkaset» – «Прочь, вся грязь [букв: понос – И. Л.], вымою ушные листочки, крошечный носик, ротик и пупочек в животе чисто-начисто»[955]. Карелы-ливвики в заговоре ребеночка, желая ему счастья и здоровья, уподобляли овсяному зернышку: «Овсяное зернышко – толстеть и наполняться, пшеничное зернышко – белеть и расти!» – «Ozran juväine järenemäh, hakenemah, nizun juväine valgenemah, kazvamah!»[956]. Вспомним заговорный параллелизм: ozru juodo – oza juodo, блюдо овса – это блюдо счастья.