Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Прогневаться за нарушение человеком каких-либо табу или пространственно-временных границ могли хозяева любого локуса. Если это были кладбищенские духи, тогда пристанет калма или нос калмы kalmannenä, если хозяева леса – лесной нос mecännenä, если воды – нос воды veinnenä. Перевод слова nenä как «нос» следует считать условным. В карельском языке эта лексема означает и «остриё», и «конец», то есть болезнь как бы вонзается, вторгается своим «остриём, жалом, стрелой» в человека. Причем симтоматика всех этих недугов часто совпадала, в любом случае могли появиться головокружение, тошнота, рвота, головная боль или ломота в спине. Могла обидеться и мать-земля moaemä, тогда в человека проникала такая болезнь, как moahine (земляная). В этом случае появлялись различные кожные высыпания.

Согласно архаичной ментальности локус-источник болезни и локус-целитель часто полностью совпадали. Именно поэтому, чтобы исцелиться, следовало идти просить прощения именно на то место, где пристала болезнь, и просить прощения у тех духов-хозяев, которых прогневал.

Одним из таких локусов и была баня. Ее универсальность состоит в том, что здесь исцеляли множество заболеваний, от самых простых, простудных, до гораздо более серьезных. Объяснений этому может быть несколько. Это и утилитарная причина: здесь можно было прогреть человека, провести гигиенические процедуры, сделать массаж, использовать различные мази, натирания, травы. Но главным в лечении было другое. В основе лежали древние мифологические воззрения, в соответствии с которыми болезнь воспринималась как некое живое существо. Она приходила, если ее насылали колдуны или человек прогневал духов-хозяев. То есть истоки болезни, согласно верованиям карелов, лежали не столько в физической, сколько в духовной сфере. Следовательно, надо было заговорить недуг, испросить прощения у разгневанных духов, пригласить более сильных мифологических существ и с их помощью изгнать его. Именно поэтому во время процесса лечения необходим был заговор как средство заключить договор и с духами, и с болезнью. Он, согласно архаичному менталитету, был гораздо важнее любых мазей, натираний и трав. Второе место по важности после заговора занимали различные магические предметы и вещества, наполненные глубоким сакральным смыслом. Это и специальный узел osmonsolmu, и особым образом сросшиеся ветви с отверстием внутри umpipuu, и наросты на стволе дерева, и пучки сросшихся мелких веточек tuulenpesä, и пятиконечник, который рисовался чаще всего на земле viisikantaine, а также олово, ртуть, серябряные монеты, красные или белые тряпицы или ленты, заговоренная соль и так далее.

С мифологической точки зрения именно в банном локусе мог произойти контакт (физический или духовный) со множеством духов. Во-первых, это хозяева бани и духи предков. Во-вторых, баня являлась соединением трех могущественных стихий: воды, земли и огня. Лечили здесь и болезни, насланные хозяевами леса и ветра. Именно поэтому, чтобы не прогневать духов-хозяев, в бане следовало строго соблюдать все правила банного этикета и не нарушать установленные табу.

Совершенно особое место в процессе лечения болезней карелы отводили знахарю-колдуну tiedoiniekku, tietäjä[594]. Карельское название можно перевести как «знающий», то есть это человек, обладающий особыми сакральными знаниями, имеющий магические предметы. Есть сведения, что знахарем считался человек, обладающий, по сравнению с колдуном, меньшим количеством магических знаний и способностей. В простых случаях обращались к знахарю, а в сложных – «к более важным лицам, колдунам, которые говорят с нечистой силой» и у которых есть «черный посох»[595]. В связи с тем, что в карельском языке нет категории рода, сейчас практически невозможно определить гендерную принадлежность колдуна. Но уверенно можно сказать, что раньше эту функцию чаще всего выполняли мужчины зрелого и более старшего возраста. Необходимым считалось наличие крепких зубов во рту. Так, об известном колдуне Хиитонен Минна из Хиетозера говорили, что он родился в 1833 году с волосами и зубами. По этому признаку все в деревне сразу поняли, что он будет «знающим человеком», и с восемнадцати лет он «по совету матери» начал заниматься колдовством и лечением[596]. Финские собиратели подчеркивали, что, например, Константин Федоров из Ухты был колдуном «не формально, а сам искренне верил в силу слова, в колдовство… Костя жил, окруженный полностью духовным миром. Он никогда не опускал сети в воду, пока не договорился с девой Велламо, силки не ставил и не шел на охоту на медведя в лес, пока не уговорил хозяев леса»[597].