Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

Финский исследователь и фотограф И. К. Инха, в конце XIX и в начале XX века много пушествовавший по беломорской Карелии, писал, что баня для карела – первая помощница во всех болезнях: «se on karjalaisen ensimäinen apu kaikissa taudeissa». Здесь лечили и самых тяжелых больных, например, пастуха, на которого напал медведь, убив нескольких коров и лошадь[605]. Когда «черт вселяется в человека» – «kun karu tarttuu ihmiseen», тогда больного парили, призывая на помощь Деву Марию Moarie emoinen neidi[606].

В одной из статей, опубликованных в «Олонецких губернских ведомостях», автор пишет, что карелы Олонецкого уезда «суевериям, предрассудкам и разного рода заговорам… отчасти преданы… существуют здесь заговоры от укушения змеи, от большого излияния крови при порезах и ушибах; есть свои приметы и суеверные обычаи при крещении младенца, при бракосочетании, похоронах». Далее он отмечал, насколько трудно фиксировать эти верования, так как «все эти суеверия свершаются тайно, невидимо» для постороннего человека. Высказывая отрицательную оценку всему «греховному и достойному порицания», автор между тем высказывал сожаление, что «народ наш не сохранил никаких письменных памятников древности, да и теперь… не ведет у себя никаких записей… как будто бы другая жизнь наша не представляет ничего интересного и замечательного»[607].

В 1924 году профессор Д.А. Золотарев, описывая свою поездку к кестеньгским карелам, пишет: «Картофель, хлеб с примесью мякины, соломы, сосновой коры, как лакомство – репа, сушеная рыба, уха, а при удаче и в праздник – пирог-рыбник и молоко – вот наиболее обычная и употребительная пища. Многие забыли о настоящем чае, уже несколько лет не пробовали сахара. И при всем этом население сохраняет пока свое природное неистощимое здоровье. Почти никогда не болеют, говорила старая акушерка-фельдшерица. А если заболеет, пойдет в баню, и все как рукой снимет»[608].

Вот как рассказывал местный житель об известном колдуне из Кондуш. Он лечил «всяких. Ну вот кого умом крянуло, – это уж его, значит, дело; от пьянства тоже; да и разную там хворь» – «Ну и что же, вылечивает?» – «Как же! Вот одного мужика лечил (не в уме тоже был), так сказал, что вылечу, да долго не проживет. Оно так и вышло. Сводил, значит, в баню, попарил там его. Больно уж он в бане-то бесновался! Это бесы с него выходили; четыре мужика держали. Ну и принесли домой, он Богу душу отдал. Другого тоже сумасшедшего лечил (с больницы его взяли для такого случая), теперь, говорят, полегчало». – «Так он и других лечил?» спрашиваю. – «Да, сводит перво-наперво в баню, попарит там, наговорной воды даст и сам все «в свою книгу читает»[609].

Как пишет автор статей о повенецких карелах, «народ чуждается врачей, чаще обращается к знахарю с крестом или поясом, по которым он разгадывает, откуда или отчего пришла болезнь, с глазу, с ветру или с доброй воли и дает наставление, как прощаться по ночам [здесь подразумевается: просить прощения в ночное время, после заката, у духов, наславших болезнь – И. Л.], наговаривает на соль или воду, а иногда знахарь и сам топит ночью баню и парит в ней больного»[610].

Один из учителей Олонецкого уезда писал в 1873 году, что «предрассудки и поверья, переходящие от поколения к поколению, не ослабевают и не вытесняются из массы народа, а остаются и действуют до сего времени в полной силе… лежит человек в горячке: «бес мучит»; подвержен человек падучей болезни – это значит: «злой человек испортил». Все эти болезни лечит какой-нибудь пресловутый знахарь. Случись что-либо у крестьянина, и тут-то пожива знахарю, так как корел начинает с поклонами упрашивать знахаря, чтобы он пошептал на соль или наговорил на воду, принесенную из невидимого колодезя». Автор статьи мечтал о том, что «знахарство с его нашептываними и обрядами… сгибнет как вешний снег, да и поделом. К тому же времени старые знахари умрут, а новые не народятся, да и молодое поколение пообразуется, благодаря открытию училищ, так как молодому поколению при каждом удобном случае объясняется вся бесполезность веры в знахарство»[611].