Кари Мора

– С возрастом их обязанности меняются, – объяснил профессор. – Это все самки, рабочие. Начинают они с того, что чистят соту, в которой вылупились. Дальше им доверяется чистка и поддержание в порядке всего улья, потом – прием нектара и пыльцы от пчел, которые летают на цветы. И только после этого они уже сами вылетают за пределы улья за продовольствием, до конца своей жизни, пока окончательно не вымотаются. Некоторые из этих пчел-фуражиров – полные новички. Занятие для них новое, незнакомое – смотри, некоторые просто кружат перед входом, запоминают его, чтобы потом найти опять. Видишь вон ту приступочку перед входом, куда садятся груженные нектаром пчелы? Это и есть пчелы-фуражиры, вернувшиеся после облета окрестных полей. Видишь, как пчелы-приемщицы ласково их поглаживают? Если пчела-новичок принесет даже совсем немного нектара или совсем немного пыльцы, ее все равно встречают как героя. Как думаешь почему?

– Чтобы ей захотелось сделать это опять, – предположила Кари.

– Да, – кивнул он. – Чтобы она продолжала поставлять припасы в улей до тех пор, пока не свалится от усталости. Ее бессовестно надувают. Обманывают.

Профессор надолго остановил на Кари взгляд своих ясных глаз.

– Ее просто используют. Она так и будет вылетать, вылетать и вылетать за припасами, а потом упадет и подохнет где-нибудь под кустом с красивыми цветами, истрепав крылья по самое брюшко. А в улье даже не заметят ее отсутствия. Никто горевать не станет. Когда погибнет слишком уж много пчел-фуражиров, они просто понаделают новых. Здесь нет такой вещи, как личная жизнь. Это машина.

Он бросил на нее взгляд – словно гадая, донесет она на него или нет.

– Точно так же, как и этот ваш лагерь, Кари, как вся эта система. Это машина. У тебя живой пытливый ум, Кари. Не дай им себя надуть. Не ограничивай свою жизнь теми жалкими минутами, на которые ты уединяешься с кем-нибудь в лесу. Используй свои крылья для собственной пользы.

Кари сразу поняла, что подобные речи – ниспровержение основ, строго запрещенная вещь. Всех предостерегали от таких разговоров, называли их провокациями. Ее первейший долг – немедленно доложить об этом команданте. Ее наверняка наградят. Может, команданте даже даст ей разрешение мыться не вместе с мужчинами, а одной, пораньше, когда у нее критические дни, – как тем девушкам, с которыми он спит. Ну да, наградят. Надуют. Ей припомнилось, как ласково ее принимали в ряды партизан, с каким восторженным пылом, с какими громкими словами про чувство локтя и товарищескую спайку. Припомнилось испытанное тогда чувство семьи, которого ей так недоставало.

Это была семья, в которой ей дозволялось выпивать по праздникам. Семья, в которой не имели ничего против подросткового секса – если это было одобрено команданте. И при этом семья, которая приказывала ей убивать тех, кто не соответствовал ее требованиям или пытался бежать. Беглецов тогда убили, потому что все без исключения так решили. Все единогласно проголосовали «за». Кари, тогда еще совсем маленькая, тоже потянула свою маленькую ручку, проголосовав «за» вместе с остальными. В первый и в последний раз в своей жизни. Тогда она не понимала, что происходит. До нее все дошло только в тот момент, когда она собственными глазами увидела последствия – увидела, как пули разрывают стоящих в воде ребят.

Слово «обман» прочно застряло в голове. «Engaño» по-испански. Когда Кари стала говорить на двух языках, то в голове засели уже оба слова. Она научилась понимать, когда за сладкими речами скрывается обман.

Позже в тот же день, после похода к пчелам, команданте вызвал Кари к себе. За ней пришли, когда она начала разделывать капибару. Штаб представлял собой небольшой домик, конфискованный РВСК у местного населения. Работали в нем три женщины. Чем они там занимались, никто не знал. Шили подушки, на которых сами же и сидели?

Кари вытянулась перед письменным столом команданте по стойке «смирно». Оружия при ней не было, так что она сняла шляпу.

– Ну, и как там профессор? – поинтересовался команданте, тщедушный тип лет тридцати пяти, на вид типичный чинуша – в настоящем бою такие только обуза. Марксист-теоретик. Свои очочки в тонкой стальной оправе он носил еще со студенческих лет.

– Получше, команданте! – отрапортовала Кари. – Набрал несколько фунтов. Даю ему теперь зеленый подорожник вместо спелого, так что уровень сахара в крови нормализовался. Я слежу по тест-полоскам. Дыхание во сне тоже улучшилось.

– Отлично, нам нужно поддерживать его в нормальном состоянии. До следующего взноса еще две недели. А потом пусть опять пишет родственникам. Если они не заплатят, в следующем письме получат его уши. И вот что, Кари, – это ты их отрежешь.

Команданте покрутил на кончике карандаша канцелярскую скрепку.

– А теперь к делу. Хорхе говорит, что видел тебя с профессором в лесу. На старике было что-то вроде камуфляжной маски. И на тебе тоже. Хорхе опасается, что профессор во что-то тебя втягивает. Даже предложил доставить тебя сюда под конвоем. Кари, чем вы там занимались?