Карл Юнг. В поисках себя

«Осознание огромной степени, в которой души людей отличаются одна от другой, было одним из величайших потрясений в моей жизни, – пишет Юнг. – Но, несмотря на наше индивидуальное сознание, оно увековечено навсегда в колыбели коллективного бессознательного, сравнимого с морем, по которому, словно лодка, плывет сознание личности. Именно поэтому ничего или почти ничего в первозданном психическом измерении не исчезает» [11].

Содержимое этого коллективного бессознательного передается нам через мифы, сказки, рассказы и древние религиозные обычаи. Они являются плодом сильных эмоций – радости, страха, тревоги, любви, – которые испытывали первые люди перед могуществом природы и тайной жизни и смерти.

С самого детства Юнг видел сны, в которых иногда появлялись мифологические символы, многим позже он узнает, что это были религиозные представления Древнего мира. Став врачом, он наблюдал такой же феномен у некоторых пациентов и опубликовал исследование случая, когда у человека с шизофренией были видения, похожие на древнее религиозное изображение (труба на солнце, из которой дует ветер), описанное в не опубликованном на тот момент письменном источнике. Коллективная психика – центральная тема его первой большой работы, «Либидо, его метаморфозы и символы» (1912), которая лишь ускорила его разрыв с Фрейдом. Это длинный комментарий к удивительному клиническому случаю молодой американки мисс Миллер, изложенному в статье, которая была опубликована в 1906 году психиатром Теодором Флурнуа. Юнга заинтриговали множественные отсылки к мифологии во снах и фантазиях этой пациентки, к тому же в этот момент он читал «Человеческое, слишком человеческое» Ницше, и одна мысль вдохновила его особенно сильно: «Во сне и мечте мы снова переделываем задачу предыдущего человечества». Он понял эту идею следующим образом: «Так же, как наши тела хранят во множестве органов остатки древних функций и прежних состояний, так и наш разум ‹…› всегда несет в себе отметки произошедшей эволюции и повторяет далекое прошлое как минимум во снах и фантазиях» [12]. Анализируя богатое содержание универсальных символов снов и стихов мисс Миллер, Юнг убеждается, что эта пациентка, как и многие другие, которых признали безумными, была поглощена своим коллективным бессознательным, о всеобщем мифологическом характере которого она и не подозревала. Это и было причиной, по которой Юнг сочтет необходимым научиться сдерживать и расшифровывать расслабление филогенетических слоев бессознательного, неважно, является оно спонтанным или спровоцированным активным воображением. Другими словами, не высвобождение в психике универсальных символов (которые Юнг впоследствии назовет «архетипами») является проблемой, а отношение субъекта, который должен будет научиться внедрять это содержание в свое личное видение мира под угрозой невроза или даже психоза. Но однажды включенный в сознание, этот коллективный материал участвует в развитии существа, которое благодаря ему достигнет большей полноты.

Самость

В «Психологических типах» (1921) в перерисованной Юнгом географии человеческой души появляется четвертый элемент психики: самость.

«Но “Я”, будучи лишь центром сознательного поля, не смешивается с психикой во всей ее полноте; это только один комплекс среди многих других. Таким образом, есть причина различать “Я” и самость, потому что “Я” является лишь субъектом сознания, тогда как самость – субъект целого, включая бессознательное. В этом смысле самость станет (идеальной) величиной, которая вмещает в себя “Я”. Она легко сможет предстать в воображении бессознательного в качестве великой, идеальной личности, немного похожей на Фауста Гёте или Заратустру Ницше» [13].

Термин «самость», заимствованный из индуистской философии Упанишад, представляет центр совокупности души (сознание, личное бессознательное и коллективное бессознательное), так же как «Я» является центром сознания. Также самость является главным проводником, гидом. Юнг все же осторожно относится к заимствованию концепта из индуистской метафизики: