Третья ампутация, которой подвергается человек, несомненно, является той, на которую Юнг обращал внимание больше всего на протяжении всей своей работы: это жертвование внутренним в пользу внешнего, другими словами, жертвование сердцем и воображением в пользу разума. Эти два явления тесно связаны, поскольку избыточная рациональность идет рука об руку с избыточной экстериорностью и наоборот. Я рассказывал, как на Юнга повлияла встреча с вождем пуэбло, который объяснил ему, что его народ думает, в отличие от белых, не головой, а сердцем. Этот разговор глубоко резонировал с Юнгом, потому что он давно размышлял о связи между сознательным и бессознательным, между мифом и разумом. Призыв «думать сердцем» пробуждает у него способность слушать голос нашей бессознательной психики, ее символический и мифический язык. Позднее он написал такую мысль, которая, как мне кажется, суммирует суть его творчества: «Чем больше критический разум преобладает, тем беднее становится жизнь; но чем яснее мы осознаем, что является бессознательным, а что мифом, тем больше частей своей жизни мы объединяем. Переоцененный разум похож на абсолютную государственную власть: под его господством личность приходит в упадок» [11]. Господство разума осуществлялось главным образом в ущерб воображению. Но Юнг никогда не переставал подчеркивать важность функции воображения для человека. Именно воображение соединяет его с невидимым, с символической вселенной, с мифом, что позволяет ему сохранять существенную связь между его сознательной и бессознательной психикой. Именно так мы можем понять феноменальный успех таких произведений, как произведения Толкина («Властелин колец»), Дж. К. Роулинг («Гарри Поттер») или Алекса Пины (сериал «Бумажный дом»): они позволяют нам выразить нашу глубокую потребность связи с мифами и архетипами через воображение. Зачастую именно благодаря своему воображению современный человек может пережить этот опыт «нового очарования мира», и многие современные мыслители, например философы Жильбер Дюран или Жан-Жак Вуненбургер, вдохновлялись юнгианскими тезисами, чтобы возродить воображение. Как говорит Вуненбургер вслед за Юнгом: «Воображение больше нельзя рассматривать только как “домашнюю сумасшедшую”, которая серьезно беспокоит или идеализирует что-то без всякой причины. Его следует понимать как психический процесс, который порождает фундаментальные образы, основывает истории, которые приводят существование в порядок, невидимые миры, которые лучше объясняют наш, и т. д. Архетипы бессознательного, мифические нарративы, вера в невидимых существ проникают в наше восприятие, нашу память, нашу потребность в предвкушении, наши отношения с другими людьми, с институтами, но также служат нам для создания произведений искусства, организации нашего пространства, структуры, календарей, направляют людей или устанавливают обряды и богослужения» [12].