Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия

Инстинктивное нежелание Маркса завершить какую-либо из своих экономических работ усугублялось другими отвлекающими задачами, навязанными ему в 1870-х годах. Он участвовал в работе над двумя сокращенными версиями первого тома «Капитала», написанными на немецком языке Иоганном Мостом и на голландском – Домелой Ньивенхёйсом. Маркс не только помогал Элеоноре переводить книгу Лиссагарэ на английский, но и контролировал немецкий перевод. Его неприязнь к Лиссагарэ как к возможному зятю с лихвой компенсировалась его восхищением «Историей Коммуны». В середине 1870-х годов Маркс уделял часть своего времени, помогая Энгельсу в написании «Анти-Дюринга» (Anti-Dühring), который благодаря своей систематизации и ясности стал самым известным учебником в марксистских кругах и разошелся гораздо шире «Капитала» [40]. В предисловии ко второму изданию, написанному уже после смерти Маркса, Энгельс говорит, что прочитал Марксу всю рукопись и что Маркс действительно написал главу, состоящую из рецензии на «Критическую историю политической экономии» Дюринга. К концу жизни Маркс приблизился к позитивизму, столь модному тогда в интеллектуальных кругах. Эта линия, начатая в «Анти-Дюринге» и продолженная Энгельсом в «Людвиге Фейербахе и конце классической немецкой философии» (Ludwig Feuerbach und der Ausgang der klassischen deutschen Philosophie) и «Диалектике природы» (Dialektik der Natur), достигла своего апогея в советских учебниках по диалектическому материализму. Именно это направление представило марксизм как философское мировоззрение (Weltanschauung), состоящее из объективных законов и, в частности, законов диалектического движения материи, взятых в метафизическом смысле как основная составляющая реальности. Это, очевидно, сильно отличалось от «единства теории и практики», как показано, например, в «Тезисах о Фейербахе». Подобное предпочтение модели естественных наук всегда было присуще Энгельсу, но не Марксу, который, например, относился к дарвинизму гораздо более сдержанно.

Маркс всегда с большим восхищением относился к работам Дарвина. Он прочитал «Происхождение видов» (On the Origin of Species) в 1860 году, через год после ее публикации, и сразу же написал Энгельсу, что в ней содержится «естественно-историческая основа наших взглядов» [41]. Он считал, что книга окончательно избавилась от религиозной телеологии, но сожалел о «грубой английской манере изложения» [42]. Два года спустя, однако, его мнение несколько изменилось. «Примечательно, как Дарвин распознает среди животных и растений свое английское общество с его разделением труда, конкуренцией, открытием новых рынков, “изобретениями” и мальтузианской “борьбой за существование”. Это bellum omnium contra omnes[157] Гоббса, и вспоминается “Феноменология” Гегеля, где гражданское общество описывается как “духовное животное царство”, а у Дарвина животное царство выступает в роли гражданского общества» [43]. В 1866 году Маркс писал – снова Энгельсу – и еще более критически: «У Дарвина идея прогресса носит случайный характер», а книга не дает многого «в связи с историей и политикой» [44]. Хотя он допускал, что в книге Дарвина может быть «неосознанная социалистическая тенденция», тот, кто хочет подвести всю историю под дарвиновское выражение борьбы за выживание, лишь демонстрирует свою «слабость мышления» [45]. Маркс, безусловно, использовал биологические метафоры для выражения своих идей и считал свой метод изучения экономических формаций более близким к биологии, чем к физике или химии. Единственное место, где Маркс провел прямую параллель между собой и Дарвином, – ироничная рецензия на собственные работы для штутгартской газеты Der Beobachter[158] [46], Но это говорит только о том, что Маркс высоко ценил труды Дарвина, а не о том, что он подходил к истории так же, как Дарвин к природе. Таким образом, уравнивание Энгельсом взглядов Маркса и Дарвина в его знаменитой речи на похоронах Маркса вводит почтенную публику в заблуждение [47].