Карл Маркс. История жизни

Это письмо, помеченное 11 марта 1861 г., озарено солнечным юмором и свидетельствует о силе духа, присущей Женни Маркс не меньше, чем ее мужу. Вейдемейеры, которым жизнь в американском изгнании также причинила немалую долю забот, прислали о себе вести после долголетнего молчания, и г-жа Маркс сразу излила все свое сердце «мужественной, верной подруге по страданиям, борцу и страдалице». Она писала ей, что во всех горестях и бедах «светлая точка всей нашей жизни» — радость от детей. Семнадцатилетняя Женни очень похожа на отца: «Темные, блестящие, густые волосы и такие же темные, блестящие, нежные глаза, темный цвет кожи, как у креолки, но с настоящим английским румянцем». Пятнадцатилетняя Лаура пошла в мать: «У нее волнистые, вьющиеся темно-каштановые волосы и зеленовато-переливчатые глаза, которые постоянно светятся огнем радости». «Обе сестры отличаются поистине цветущим цветом лица, и при этом обе лишены всякого кокетства. Я даже удивляюсь им про себя — тем более что не могла бы сказать этого про их маму в молодости, когда она носила еще полудетские платья».

Но хотя обе старшие дочери доставляли родителям много радости, все же «кумиром и баловнем всего дома» была младшая дочь Элеонора, или Тесси, как ее звали дома. «Этот ребенок родился у нас в то самое время, когда нас покинул наш бедный дорогой Эдгар, и все в доме перенесли всю свою любовь, всю свою нежность к нему на его маленькую сестричку; старшие девочки окружают ее материнской заботой и попечением. Она действительно — очаровательный ребенок, прехорошенькая и всегда веселая. Особенно она отличается тем, что прелестно говорит и рассказывает. Этому она научилась у братьев Гримм, с которыми не расстается ни днем ни ночью. Мы все читаем ей до одурения эти сказки, и не дай бог пропустить хоть слово в „Снегурочке“ или другой сказке. Благодаря Гриммам она научилась не только английскому, который слышит вокруг себя, но и немецкому языку, и говорит по-немецки очень правильно, выражаясь с большой точностью. Она большая любимица Карла и своей болтовней и смехом часто отгоняет от него заботы». Затем госпожа Маркс пишет и о добром духе дома Ленхен Демут. «Спросите о ней вашего мужа; он скажет вам, какое она сокровище у меня. В течение шестнадцати лет она была нашим спутником средь бурь и непогод». Это прелестное письмо заканчивалось сообщением о некоторых друзьях, которых она, как женщина, осуждала строже, чем сам Маркс, за недостаточную преданность ее Карлу. «Я не люблю полумер», — писала она; и, руководясь этим, жена Маркса порвала все отношения с женской частью семьи Фрейлиграта.

«Разбойничий набег» на Голландию, к дяде Филиппу, был довольно удачный. Из Голландии Маркс направился в Берлин, чтобы привести в исполнение план, о котором много раз заговаривал Лассаль, и основать собственный партийный орган. Необходимость в таковом особенно сильно чувствовалась во время кризиса 1859 г., и благодаря амнистии, дарованной королем Вильгельмом в январе 1861 г., при его вступлении на престол, явилась возможность приступить к изданию. Амнистия была довольно скупая; в ней было немало ловушек и задворков, но все же она давала возможность бывшим редакторам «Новой рейнской газеты» вернуться в Германию.

В Берлине Лассаль встретил Маркса «очень дружественно», но «город был ему лично противен». Никакой высшей политики, одни дрязги с полицией и вражда между военными и штатскими. «Господствующий в Берлине тон наглый и распущенный. К палатам относятся с презрением. Даже по сравнению с соглашателями 1848 г., которые тоже уж, конечно, не были титанами, прусская палата депутатов с ее Симеонами и Винке казалась Марксу „странным смешением канцелярии и классной комнаты“. Единственными сколько-нибудь приличными фигурами среди всех этих пигмеев были на одной стороне Вальдек, а на другой — Вагонер и Дон Кихот фон Бланкенбург. Все же Марксу казалось, что он подметил общий дух свободомыслия и среди большинства публики большое недовольство буржуазной прессой; люди всех слоев считали катастрофу неизбежной. Ожидали, что на предстоявших осенью выборах безусловно будут избраны прежние соглашатели, которых король боялся, как красных республиканцев, и что борьба загорится при обсуждении новых военных кредитов. Ввиду всего этого Маркс считал, что мысль Лассаля об издании газеты заслуживает обсуждения.