Карл Маркс. История жизни

Несколько времени спустя испанское правительство предприняло вторую попытку объединить европейские правительства против Интернационала, опять-таки посредством циркулярного послания своего министра иностранных дел. Недостаточно, говорилось в этом послании, чтобы отдельные правительства принимали строжайшие меры против Интернационала и подавляли в своей области деятельность отдельных его секций, все правительства должны объединить свои усилия для устранения этого зла. Этот призыв скорее бы нашел отклик, если бы английское правительство не противодействовало ему. Но лорд Грэнвиль заявил, что Интернационал «здесь, в Англии» ограничивает свои действия главным образом советами по вопросам о стачках и располагает для поддержки этих стачек лишь ничтожными денежными суммами. Революционные же планы, составляющие часть его программы, отражают собою скорее взгляды иностранных членов Интернационала, а не британских рабочих, внимание которых направлено преимущественно на вопросы заработной платы. Но иностранцы тоже, и в такой же мере, как англичане, находятся под защитой законов: если они нарушат эти законы, приняв участие в каких-либо военных действиях против государств, с которыми Великобритания состоит в дружбе, то понесут за это наказание. Во всяком случае, пока не представляется никаких оснований принимать какие-либо чрезвычайные меры против иностранцев, находящихся на английской территории. Этот разумный отпор, данный неразумному предложению, вызвал в официозе Бисмарка сердитое замечание, что все мероприятия для борьбы с Интернационалом остаются по существу безрезультатными, пока британская территория является прибежищем, из которого постоянно исходят — безнаказанно и под защитой английского закона — посягательства против всех остальных европейских государств.

Если таким образом не удалось организовать общий крестовый поход правительств против Интернационала, то, с другой стороны, Интернационал тоже не мог выставить сомкнутой фаланги против преследований, которым подвергались его секции в отдельных государствах континента. Эта забота более всего угнетала Интернационал, в особенности потому, что он чувствовал, как колеблется под его ногами почва именно в тех странах, в которых рабочий класс имел самую надежную опору: в Англии, Франции и Германии, где развитие крупной промышленности шло в большей или меньшей степени успешно вперед и рабочие пользовались в большем или меньшем объеме избирательным правом в законодательные учреждения. Внешним образом значение этих стран для Интернационала проявлялось уже в том, что в генеральный совет входили 20 англичан, 15 французов, 7 германцев и всего 2 швейцарца и 2 венгра и по одному поляку, бельгийцу, ирландцу, датчанину и итальянцу.

В Германии Лассаль уже с самого начала поставил свою агитацию на национальную почву. Маркс упрекал его за это в самой резкой форме; но вскоре обнаружилось, что благодаря этому германская рабочая партия избежала кризиса, который пережило социалистическое развитие во всех остальных странах европейского континента. Но все-таки война вызвала кратковременный застой германского рабочего движения; обе фракции последнего были в достаточной мере заняты собственными делами, и им было не до Интернационала. Они обе к тому же высказались против аннексии Эльзас-Лотарингии и за Парижскую коммуну, причем эйзенахцы — только их генеральный совет и признавался ветвью Интернационала в Германии — настолько резко выступили вперед, что им еще более, чем лассалевцам, угрожали обвинением в государственной измене и другими прелестями. Именно Бебель своей пылкой речью в рейхстаге, в которой он заявил о солидарности германских социал-демократов с французскими коммунарами, и вызвал впервые, по собственному признанию Бисмарка, подозрение последнего, а оно разразилось в возрастающих преследованиях немецкого рабочего движения. Но гораздо более решающим обстоятельством для отношения эйзенахцев к Интернационалу было то, что они все более и более отходили от него с тех пор, как образовали самостоятельную партию в пределах своих национальных границ.