Карл Маркс. История жизни

Руководители тред-юнионов успокаивали свою совесть, быть может, тем, что они при своем постепенном уклоне в сторону буржуазности стали усматривать в стачках лишь первобытную форму профессионального движения. Уже в 1867 г. один из них заявил в королевской комиссии, что стачки являются как для рабочих, так и для предпринимателей абсолютно пустой тратой денег. Они поэтому всячески тормозили начавшееся в 1871 г. огромное движение английского пролетариата в пользу установления девятичасового рабочего дня. Массы этого пролетариата не проделали «государственного» развития своих руководителей и были до крайности раздражены новеллой в области уголовного права. Движение началось с забастовки машиностроительных рабочих в Сандерленде 1 апреля, затем быстро распространилось на машиностроительные округа и достигло высшего развития в ньюкастльской стачке, которая кончилась через пять месяцев полной победой рабочих. Большой союз машиностроительных рабочих отнесся, однако, весьма отрицательно к этому массовому движению; только после четырнадцати недель бастующие рабочие, состоявшие членами этого союза, получили от него стачечные деньги в размере пяти шиллингов в неделю, сверх обычной поддержки, оказываемой безработным. Движение, которое быстро распространилось на значительное число других профессий, почти целиком вынесла на своих плечах Лига девятичасового рабочего дня, которая образовалась для этой борьбы и нашла весьма умелого руководителя в лице Джона Барнетта.

Гораздо более живое сочувствие эта лига встретила у генерального совета Интернационала, который послал своих членов Кона и Эккариуса в Данию и Бельгию, чтобы воспрепятствовать вербовке тамошних рабочих агентами фабрикантов. Это им и удалось в широких размерах. При переговорах с Барнеттом Маркс не мог удержаться, чтобы не заметить с горечью, что, к несчастью, организованные рабочие корпорации держатся в стороне от Интернационала до тех пор, пока не попадают в затруднительное положение. Если бы они обратились в Интернационал своевременно, то были бы приняты, когда следовало, необходимые меры предосторожности. Все же массы, по всем видимостям, приобрели в Интернационале полную замену того, чего лишились в своих руководителях; возникали все новые секции Интернационала, а существующие секции приобретали возрастающее число новых членов. И при этом еще настойчивее предъявлялось требование, чтобы Англия имела свой особый федеральный совет.

Маркс пошел наконец на эту уступку, которой так долго противился; так как после падения Коммуны не предвиделось в ближайшем будущем никакой новой революции, то он уже не придавал особенно большого значения тому, чтобы генеральный совет держал непосредственно в своих руках самый сильный революционный рычаг. Но его старые колебания все же оправдались; основание федерального совета привело к тому, что следы Интернационала исчезли в Англии скорее, чем в какой-либо другой стране.

Оппозиция Бакунина

Если после падения Парижской коммуны Интернационалу пришлось бороться с значительными затруднениями уже в Германии, Франции и Англии, то затруднения были еще гораздо большие в тех странах, где Интернационал еще совершенно не окреп. Небольшой очаг кризисов, возникший еще до начала немецко-французской войны в романской Швейцарии, распространился на Италию, Испанию, Бельгию и другие страны; казалось даже, будто направление Бакунина берет верх над целями генерального совета.

Причиною этого было не расширение агитаторской деятельности Бакунина и не его интриги, как то думал генеральный совет. Бакунин, правда, уже в первые дни 1871 г. прервал свою работу над переводом «Капитала», чтобы посвятить себя новой политической деятельности; но эта деятельность ни в чем не затрагивала Интернационала и протекала так, что сильно поколебала политическое значение Бакунина. Дело шло об известной нечаевской истории, из которой нельзя было так легко выпутаться, как пытались сделать восторженные поклонники Бакунина, утверждая, что вина Бакунина только в «чрезмерной близости с Нечаевым, вызванной его большой добротой».

Нечаев был молодой человек лет двадцати; он родился крепостным, но затем, благодаря расположению к нему некоторых либеральных людей, получил возможность поступить в учительскую семинарию. Он участвовал в тогдашнем студенческом движении, и ему удалось создать себе известное положение, не столько своим скудным образованием или посредственными умственными способностями, сколько благодаря своей дикой энергии и безграничной ненависти к царскому деспотизму. Но самым характерным его свойством была свобода от всяких моральных соображений, когда дело шло о пользе для его дела. Лично для себя ему ничего не было нужно, и он ограничивал себя во всем, когда это требовалось; но его не отпугивал никакой, даже самый недопустимый, образ действия, если ему представлялось, что он достигнет им революционных результатов.