Уже весною 1869 г. Нечаев появился в Женеве в двойном блеске вышедшего из Петропавловской крепости государственного преступника и делегата всемогущего комитета, который тайно подготовляет революцию во всей России. И то и другое было выдумкой: такого комитета не существовало, и сам Нечаев не сидел в Петропавловской крепости. После ареста нескольких его ближайших друзей он отправился за границу, чтобы, по его собственным словам, оказать воздействие на старых эмигрантов: нужно было, по мысли Нечаева, чтобы они подняли дух русской молодежи своими именами и своими писаниями. Этой цели он достиг у Бакунина в почти непостижимом размере. Нечаев, этот «молодой дикарь», «маленький тигр», как называл его Бакунин, внушал ему уважение, как представитель нового поколения, которое разрушит старую Россию своей революционной энергией. Бакунин столь безусловно верил в существование «комитета», что дал обязательство подчиняться без всяких возражений его приказаниям, передаваемым ему Нечаевым; и он тотчас же выразил готовность издать вместе с Нечаевым ряд крайне резких революционных сочинений и переправить их через русскую границу.
Бакунин, несомненно, разделяет с Нечаевым ответственность за эту литературу, и нет особого интереса в том, чтобы исследовать, написаны ли были некоторые наиболее злостные памфлеты им или Нечаевым. Бесспорно, во всяком случае, что он автор воззвания, которое требовало от русских офицеров оказывать «комитету» такое же безусловное повиновение, к какому он обязал самого себя, а также брошюр, которые идеализировали русское разбойничество, и революционного катехизиса, отразившего до чрезмерности склонность Бакунина к страшным представлениям и словам. Но не доказано, что Бакунин принимал когда-либо участие в демагогических приемах Нечаева; он сам же сделался их жертвой, и тогда только, слишком поздно разглядев «маленького тигра», прогнал его прочь от себя. Генеральный совет Интернационала обвинял Бакунина и Нечаева в том, что они обрекли на гибель много невинных людей в России, посылая им письма, печатные произведения и телеграммы в такой форме, которая неизбежно должна была привлечь внимание русской полиции. Бакунину это обвинение было очень несправедливо предъявлено. Действительную суть дела рассказал сам Нечаев, когда его окончательно разоблачили: он бесстыдно признался в своем гнусном обыкновении компрометировать всех тех, которые не вполне примыкали к нему; его целью было или погубить их, или всецело втянуть в движение. Следуя тому же методу, он заставлял доверившихся ему людей в минуту возбуждения подписывать компрометирующие их заявления или выкрадывал у них интимные письма и потом пользовался этими письмами для всяческих вымогательств.
Бакунин еще не успел разгадать этот метод, когда Нечаев вернулся в Россию осенью 1869 г. Нечаев захватил с собою письменное удостоверение от Бакунина, в котором тот признавал его «полномочным представителем», конечно, не Интернационала и даже не Союза социалистической демократии, а Европейского революционного союза, который был изобретен находчивым умом Бакунина как отпрыск Союза социалистической демократии для русских дел. Этот союз существовал, вероятно, только на бумаге, но имя Бакунина оказалось достаточно авторитетным, чтобы придать некоторый вес агитации Нечаева среди учащейся молодежи. Главным образом, однако, Нечаев продолжал основываться на обманном «комитете», и, когда один из новообращенных приверженцев его, студент Иванов, стал сомневаться в существовании этой тайной высшей инстанции, Нечаев путем тайного убийства устранил с своего пути этого неудобного скептика. Обнаружение трупа Иванова привело к многочисленным арестам, но Нечаеву удалось скрыться за границу.