Но сочинение это осталось незаконченным; неспокойному духу Бакунина не суждено было обрести долгий отдых. Утин продолжал в Женеве свою травлю против него и в августе 1870 г. достиг того, что Бакунин и несколько его друзей были исключены из женевской центральной секции за то, что они принадлежали к секции Союза социалистической демократии. Затем Утин пустил лживый слух, что секция союза не была принята в Интернационал генеральным советом. Документы, будто бы полученные об этом от Юнга и Эккариуса, поддельные. Тем временем Робэн переселился в Лондон и был принят в состав генерального совета, против которого так горячо боролся в «Эгалитэ». Этим генеральный совет доказал свою беспристрастность, так как Робэн продолжал быть ярым приверженцем союза. Уже 14 марта 1871 г. он внес предложение созвать частную конференцию Интернационала для разрешения женевского спора. Хотя генеральный совет считал нужным отклонить это предложение накануне Коммуны, но 25 июля он постановил подвергнуть женевское дело рассмотрению конференции, которую предположено было созвать в сентябре. В том же самом заседании, по требованию Робэна, генеральный совет подтвердил подлинность документов, в которых Эккариус и Юнг сообщал о принятии женевской секции бакунинского союза в состав Интернационала.
Едва только это письмо успело дойти до Женевы, как секция союза добровольно упразднила себя 6 августа и немедленно известила об этом генеральный совет. Видимость получилась очень внушительная; после того как секция получила удовлетворение от генерального совета, который опроверг пущенную Утиным ложь, она пожертвовала собою в интересах мира и примирения. На самом деле решающие причины были другие, как это впоследствии открыто признал Гильом: секция потеряла тогда уже всякое значение и представляла собою в глазах эмигрантов Коммуны в Женеве лишь мертвый пережиток личных счетов. В этих именно эмигрантах Гильом видел пригодные элементы для того, чтобы начать борьбу против женевского федерального совета на более широкой основе. Поэтому была упразднена секция союза; и действительно, несколько недель спустя обломки ее соединились с коммунарами в новую Секцию революционно-социалистической пропаганды и действия; при этом она хотя и заявила, что согласна с общими принципами Интернационала, но сохраняла за собою полную свободу, которую предоставляли ей программа и устав Интернационала.
Все это сначала совершенно не касалось Бакунина. Характерно для его положения якобы полномочного главы союза, что женевская секция не сочла даже нужным запросить его в Локарно, прежде чем заявить о своем упразднении. Бакунин протестовал против этого — не из-за оскорбленного самолюбия, а потому, что при создавшихся обстоятельствах видел в упразднении секции трусливый удар из засады: «Не будем свершать трусливых поступков под предлогом спасения единства в Интернационале». Вместе с тем он занялся подробным изложением женевских смут, чтобы выяснить принципы, из-за которых, по его мнению, поднялся спор; этим он хотел дать руководящую нить своим приверженцам на лондонской конференции.
Сохранились значительные отрывки этой работы; она очень отличалась в лучшую сторону от русских брошюр, которые Бакунин за год до того изготовлял вместе с Нечаевым. Эти отрывки написаны спокойно и дельно, и лишь местами в них встречаются резкие выражения; и, как ни относиться к обособленным взглядам Бакунина, он убедительно доказывает, во всяком случае, что происхождение женевских смут коренилось глубже, чем в зыбком песке личных распрей; а если последние также сыграли некоторую роль, то значительная часть вины за это падает на Утина и его сотоварищей.