Карл Маркс. История жизни

Это проявилось особенно ясно, когда в первый раз собрался новоизбранный рейхстаг. Из шести эйзенахских депутатов двое, Бебель и Либкнехт, сидели еще в тюрьме; выступление же других четырех, Гейба, Моста, Мотеллера и Вальтейха, вызвало глубокое разочарование даже среди их собственных сторонников. Бебель пишет в своих «Воспоминаниях», что ему с самых различных сторон горько жаловались на то, что трое лассалевцев, Газенклевер, Газельманн и Реймер, значительно опередили в парламентских успехах этих четверых. Совершенно иначе смотрел на дело Энгельс; он писал Зорге: «Лассалевцы настолько дискредитированы их представителями в рейхстаге, что правительство вынуждено начать против них преследование, чтобы придать этому движению характер серьезности. В остальном лассалевцам приходится со времени выборов плестись в хвосте наших. Истинное счастье, что Газельман и Газенклевер прошли в рейхстаг и явно дискредитируют себя там: они или должны идти с нашими, или, действуя самостоятельно, проявляют свою глупость. И то и другое губит их». Более неправильного взгляда на вещи нельзя себе и представить.

Парламентские представители обеих фракций отлично ладили между собой и не огорчались, если на парламентской трибуне одним удавалось выступать с большим успехом, чем другим. Обе фракции вели избирательную борьбу так, что ни эйзенахцам нельзя было сделать упрека в половинчатом социализме, ни лассалевцев нельзя было упрекнуть в заигрывании с правительством. Обе они собрали приблизительно одинаковое число голосов, обе выступали в рейхстаге с теми же требованиями и против тех же противников, и обе после выборов подверглись со стороны правительства одинаково сильным преследованиям. Они расходились только по вопросу об организации, но и это последнее препятствие было устранено ревнительностью прокурора Тессендорфа: ему удалось добиться от услужливых судей приговоров, которые в одинаковой степени разбивали как более свободную организацию эйзенахцев, так и строгую организацию лассалевцев.

Таким образом, объединение двух фракций состоялось само собой. Когда уже в октябре 1874 г. Тельке передал Либкнехту мирное предложение лассалевцев, то Либкнехт, тем временем освобожденный из тюрьмы, с готовностью пошел навстречу ему; и его заслуга не уменьшается от того, что в Лондоне к ней отнеслись с порицанием. Для Маркса и Энгельса лассалевцы оставались по-прежнему вымирающей сектой, и они считали, что она рано или поздно должна будет сдаться на гнев и милость. Вести переговоры с лассалевцами как с равными казалось им легкомысленным нарушением интересов немецкого рабочего класса, и, когда весною 1875 г. был опубликован проект общей программы, объединившей представителей обеих фракций, оба они пришли в ярость.

5 мая Маркс отправил руководителям эйзенахцев так называемое программное письмо, после того как Энгельс уже раньше заявил свой подробный протест Бебелю. Маркс обрушивался в этом письме на Лассаля резче, чем когда-либо. Он говорил, что Лассаль знал наизусть Коммунистический манифест, но грубо подделал его, чтобы приукрасить свой союз с абсолютистскими и феодальными противниками против буржуазии, и назвал с этой целью все другие классы реакционной массой в сравнении с рабочим классом. Но самая формула «реакционная масса» была пущена в оборот не Лассалем, а Швейцером, и притом лишь после смерти Лассаля; когда ее употребил Швейцер, то Энгельс к тому же хвалил его за это. Лассаль действительно заимствовал из Коммунистического манифеста железный, по его определению, закон заработной платы; за это его ругали сторонником мальтусовской теории населения, которую он отрицал в такой же степени, как Маркс и Энгельс.

Если оставить в стороне эту в высшей степени неприглядную сторону программного письма, то оно является весьма поучительной статьей об основных принципах научного социализма; оно, конечно, не оставляло камня на камне от коалиционной программы. Но фактически это энергичное письмо привело только к тому, что получившие его внесли две-три небольшие и безразличные поправки в свой проект. Десятка два лет спустя Либкнехт говорил, что большинство, если и не все, были согласны с Марксом, и возможно даже, что его предложения собрали бы на объединительном конгрессе большинство голосов. Но все же осталось бы недовольное меньшинство, а этого следовало избежать, так как дело шло не о формулировке научных положений, а о практическом единении обеих фракций.