Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

Прохладный прием, оказанный первому выпуску «Критики» даже людьми из окружения автора, мог быть дополнительным соображением в пользу публикации труда целиком, дабы любому партийному ослу стало ясно, «к чему все это».

Наконец, пора разобраться и с тремя разноречивыми версиями причины перерыва в работе Маркса над его «Политической экономией» в 1859–1861 гг.

Кто врет?

Объяснение самого Маркса (из предисловия к первому изданию «Капитала») достаточно обтекаемо, ибо относится, как сказано выше, ко всему периоду 1859–1867 гг.

Болезнь печени и другие болезни часто досаждали Карлу Марксу, особенно (с 1863 г.) хроническое кожное заболевание – фурункулез. О перерыве на Фогта он попросту умолчал в предисловии к «Капиталу». Напоминать об этом было совершенно ни к чему. Наоборот, упоминание о болезни – довольно-таки необычная вещь в предисловии к научному труду (лично нам ни в одной больше научной книге не встречалось, чтобы автор начинал ее с сообщения о состоянии своего здоровья) – придавало самой этой неназванной болезни вид обстоятельства экстраординарного, а это бросало на автора отсвет некоторого мученичества (что бы там ни было по молодости лет, все мы люди по-своему несчастные…).

Версия Энгельса прямо направлена на объяснение отсутствия именно второго выпуска «К критике политической экономии». Мы видели, что подлинные события, вызвавшие перерыв, мало похожи на то, что́ друг и соратник Маркса хочет внушить «филистерам» и «ослам».

В таком произведении, как биографическая апология Маркса, адресованная непосредственно рабочему классу Германии (именно так), не сочувствия нужно было искать у читателя, а создать возвышенный облик ученого доктора, что согласуется с последующей Энгельсовой характеристикой его книги: «Здесьдело идет не об агитационных фразах, а о строго научных выводах» (16/381) и т. д.

Таким образом, как это ни печально, мы вынуждены констатировать, что основоположники научного коммунизма – каждый по-своему – покривили душой.

Что касается версии уважаемого нашего Издателя, то она оказалась наиболее близкой к истине! Если, конечно, согласиться с претензией Маркса быть ипостасью пролетарской партии (мы говорим – партия, подразумеваем – Маркс). В таком случае истинная правда, что скандал с Фогтом был «неотложным партийным делом».

Конечно, «разоблачение» Фогта как агента Наполеона III было лишь тактическим ходом, ибо «оборона нам не подходит». Главной целью стало в конце концов не дать себя «изничтожить» ввиду надвигавшихся политических перемен в Европе. Это была борьба за политическое выживание Маркса (подразумеваем – партии).

Политическая экономия не нужна политическому трупу. Если посмотреть на научное занятие Маркса его собственными глазами – как на классовую борьбу средствами науки, – переключение на Фогта выглядит необходимой перегруппировкой сил на тот участок фронта, где возник прорыв. Это было в тот момент важнее, чем политическая экономия пролетариата.

Другое совсем дело, что Марксу, даже не сумев отразить удар и проглотив весь позор, удалось выжить. По-видимому, Фогт вышиб клин клином.

Так представляется теперь в целом небольшой кусочек жизни Карла Маркса между серединой 1859 г. и концом 1861 г. С этого времени история «Капитала» снова уходит во мрак – на шесть долгих лет, насыщенных, однако, многими другими событиями.

Для полноты – справка о судьбе книги Маркса «Господин Фогт».

Анекдотическое произведение имело соответствующую историю.

В августе 1865 г. Маркс сообщает Энгельсу, что когда-то ранее выслал «все оставшиеся экземпляры “Фогта”» В. Либкнехту, в Германию[104], – «в ответ на его сангвинические требования» Марксовых работ для рекламирования Маркса среди рабочих (31/115).

В декабре 1868 г. Маркс опять жалуется Энгельсу на Либкнехта, который «разбазарил переданные ему 300 экземпляров», в то время как книга вдруг срочно понадобилась каким-то берлинским книготорговцам (32/186).

В январе 1869 г. автором же и туда же сообщается, что «последние 50 экземпляров “Господина Фогта” по моему указанию переданы на хранение Кугельману» (32/201).

Энгельс обрадованно отвечает, что это «очень хорошо»:

Когда Фогт станет снова читать лекции в Берлине, пусть Кугельман пошлет часть экземпляров туда и даст объявление в газетах. Бьюсь об заклад, что это заставит его ретироваться… (32/202).

Что, вероятно, очень важно для борьбы пролетарской партии против бонапартизма и т. п. Десять лет прошло, но война против Фогта продолжается…

Всё? Что вы! Через месяц – снова жалоба Энгельсу. Оказывается, Либкнехт наврал: