Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

Весьма эквилибрическое выражение простой мысли, что Маркс постоянно набирал больше разнообразного и всевозможного исходного материала, чем успевал теоретически осмыслить и утилизовать в своей творческой работе. На всякий случай?

О «новых исследованиях», якобы постоянно расширявших его кругозор, можно было бы говорить всерьез, если бы потомство имело какие-либо реальные следы таких постоянно новых исследований, не считая, разумеется, пометок на полях читаных книг да выписок из них в отдельные тетради. В действительности дальше сказанного дело не шло.

К тому же совершенно очевидно (и подтверждено свидетелями его ранних научных занятий в Париже, да и многими знаками в письмах), что Маркс принадлежал к такому типу исследователей, которые набирают всякого материала, сколько могут унести в руках, не представляя совсем, когда, как, что из этого всего может понадобиться.

Совершенно определенно, Маркс не умел себя ограничивать и не имел определенных критериев для отбора. (Это видно и на примере аутентично изданного I тома «Капитала», текст которого сильно перегружен цитатами, притом без многих просто можно было обойтись, иные не всегда согласуются с мыслями автора, который никак не выражает своего к ним отношения, или просто не относятся к делу.)

Цитатный материал этот – из многочисленных толстых тетрадей с выписками, используемый в книге не с полемической целью и не с иллюстративной; просто, затрагивая какую-то тему, автор дает нам знать, что́ говорили про тот предмет другие, – так и Энгельс потом объяснял (24/4?). По-видимому, дело здесь в том, что, раз материал был собран, нужно же его как-то использовать! А еще – чем больше цитат, тем выше уровень «научности» в глазах читателя.

Заметим, наконец, еще одно. Постоянное собирание и впитывание все новых и новых данных едва ли совместимо с созданием чего-то законченного вообще. Чем дальше исследователь будет откладывать завершение своего исследования, тем больше будут стареть его выводы и числовые иллюстрации, тем все больше будет появляться новых и новых материалов, требующих осмысления и увязки, и, следовательно, тем труднее и труднее будет это исследование довести до конца.

Очевидно, что подобный метод творчества представляет процесс расходящийся, а не сходящийся. Зрелость и мастерство ученого, между прочим, еще и в том, чтобы уметь ограничить себя и вовремя остановиться. Не столь сложно додуматься до таких вещей, чтобы их не понимали Маркс и Энгельс. Второй, во всяком случае, свои книги в основном заканчивал.

Еще раз напомним, что упоминаемые марксологами факты «чтения» Марксом книг, тематически связанных (и квазисвязанных) с сюжетами «Капитала», не нашли отражения в оставшихся после него рукописях для второй и третьей книг «Капитала».

Либо он и вправду не сумел теоретически осмыслить набираемый материал, либо его «самокритика» подсказывала ему, что стародавняя рукопись третьей книги вообще не годится для продолжения «Капитала» на уровне нашумевшего I тома, то есть что III том надо начинать писать заново. Либо чтение подобной литературы следует считать обычным проявлением профессионального любопытства к материалам, относящимся к своей области и смежным областям знания.

Либо, наконец, серьезной работы над материалом просто не было.

В любом случае все, о чем мы здесь говорим, не свидетельствует сколь-нибудь убедительно ни об интенсивной разработке «вторых томов», ни об умении Маркса-исследователя экономно расходовать отпущенные ему силы и время на отбор материала для исследования. Немного говорят все эти вещи и в пользу мнения Энгельса о «несравненной научной добросовестности» и «строгой самокритике» как причинах, замедлявших продвижение «Капитала» к окончанию. Скажем прямо, дело не в этом.

* * *

Чем же все-таки занимался Карл Маркс в основном? Ибо очевидно, что попытки писать II том «Капитала» (или, впоследствии, его первую главу), а также чтение книг по удобрениям, податным отношениям в России, индусскому праву, эволюционной биологии, астрономии, геологии и черт знает еще чего – все это делалось урывками и спорадически.

На что ушли 15 лет – пускай 10 лет – его жизни, если начать отсчет с 1872 г., когда для него кончился Генеральный Совет Интернационала?

Десять лет. Десять лет для ученого, который, в принципе, решил труднейшие теоретические проблемы и которому нужно лишь сесть за стол, отбросив текучку, оставив суету внешнего мира, да толково и связно изложить, как сказал Энгельс, «свои великие экономические открытия», дополняя изложение примерами и сносками из новопоступающих материалов.

Десять лет – огромный срок. Десять лет писал Адам Смит пятикнижие «Богатства народов», если иметь в виду создание текста, а по новизне идей, глубине мыслей, широте кругозора эта книга не уступит… мягко говоря, не уступит «Капиталу».