Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

Из всего сказанного можно видеть, насколько своеобразен научный метод Маркса: сперва выводы, потом обоснование. Выводы были сделаны в молодости и никогда не менялись. Всю последующую жизнь свою он писал обоснования для этих выводов и строил доказательства (так и не закончив этой работы, как сказано). Не погрешив перед истиной, можно сказать, что вся теоретическая работа Маркса была детерминирована заданной наперед пропагандистской установкой. «Капитал» начинается в «Манифесте» и заканчивается им же (последние слова I тома – цитата из «Манифеста» о могильщике буржуазии)[234]. Могло ли статься, что столь своеобразный подход не сказался на содержании книги?

Мастерское построение

Вспомним, что законы – трудовой стоимости и прибавочной стоимости – не были доказаны (обоснованы) в I томе – скорее, только постулированы. В связи с этим автор обещал (на страницах того самого I тома) сделать это в последующих томах. Между тем ничто не мешало заняться этим делом в той же книге, сразу после изложения теории прибавочной стоимости. После главы Х, где фактически завершается теоретическая часть I тома, следуют еще 14 (даже 15[235]) глав, составляющих около 80 % объема книги. Но с теорией уже покончено.

Откладывание такого принципиального (методологически и содержательно) дела, как завершение теории, до издания следующих томов не было продиктовано научной необходимостью (и даже шло вразрез с нею). Приоритет получила вненаучная необходимость – та политическая пропаганда, о которой два друга цинично обменялись мнениями в цитированных выше письмах. Все дальнейшие 4/5 объема книги занимают фактография и комментарии к ней. И все это подается под заголовком «Производство прибавочной стоимости». Автор не стал обосновывать свою теорию принятым в науке путем. Он предпочел иллюстрировать ее реалиями, полагая, что подтверждает теорию практикой. Так сказать, «критерий истины».

Публичный успех I тома превзошел все ожидания. Задержка с выходом продолжения привела к концентрации общественного внимания на I томе, ставшем для социалистов «библией научного коммунизма». Гегелеобразные выкрутасы, стилистические «красоты» и журналистские находки, греческие и латинские вставки, непомерное количество цитат и сносок (в значительной степени необязательных или избыточных) со ссылками на три сотни авторов, высокомерное третирование почитаемых имен, но главное – огромное число ужасающих фактов о тяжелой участи трудящихся классов и неутолимой алчности капиталистов (фактов, казалось, со всей очевидностью подтверждающих изложенную теорию) – все это не только поражало воображение полуобразованной публики, но и ученым по роду занятий внушало глубокое уважение к учености автора и, следовательно, к тому, что он пишет, а также и к его этической позиции страстного борца против угнетения и несправедливости. Даже чудовищный объем книги воспринимался как ее научное достоинство.

Автор вскоре понял, что можно не спешить с продолжением. В столе у него лежала рукопись – набросок всего «Капитала». Из нее вышел первый том, но дальше ему не писалось. Изредка он принимался что-то писать и бросал, не закончив. Последние пять лет жизни он уже не возвращался к «Капиталу», бросив мимоходом (в письме к одному из своих немецких корреспондентов), что I том следует рассматривать как труд законченный и самодостаточный (!).

После его смерти Энгельс понял, что II и III тома нужны – их наличие создает видимость завершения системы, что дополнительно работает на авторитет I тома. А авторитет I тома взаимно повлияет на восприятие текста II и III томов. Проблематика последних интересует, в основном, немногих специалистов, читать их пытаются считаные единицы, да и те – в большинстве своего меньшинства – делают это некритически. Уж наверное, столь ученый и прославленный автор доказал там все, что нужно… Если вспомнить сказочный образ «жизненной силы Кощея», пребывающей в многослойной упаковке, получим метафору жизненной силы «Капитала». Вся она (от первого издания и до сего дня) сосредоточена в его I томе. Внутри него – в его пропагандистской части, а внутри последней – в огромном фактологическом материале из английской действительности и истории.

Итак, «Капитал», том I. После того, как было «доказано» (фактически лишь декларировано), что всякая капиталистическая прибыль есть только и исключительно неоплаченный труд рабочих, Маркс обеспечил себе свободу революционной пропаганды прямо на страницах ученой монографии. Все свидетельства о бедственном положении рабочих (которые собирались не автором, а – отметим – фабричной инспекцией, учрежденной правительством, парламентскими комиссиями и «буржуазными» журналистами) превратились в прямое эмпирическое подтверждение теории Маркса. Не в «диалектическом» шельмовстве первых глав, а в этой фактографии – залог всепобеждающей убедительности Марксовой теории эксплуатации. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» (Ленин). А почему оно «верно»? Ну, вы же видите, что творится…