Карлос Кастанеда, книги 1-3

Для дона Хуана реальность нашей повседневной жизни состоит из бесконечного потока интерпретаций восприятия, которые мы, то есть индивидуумы, разделяющие особое членство, научились делать одинаково.

Та идея, что интерпретации восприятия, создающие мир, идут потоком, соответствует тому, что они непрерывны, и редко, если вообще когда-нибудь, ставятся под вопрос. В самом деле, реальность мира, который мы знаем, считается настолько само собой разумеющейся, что основное положение магии, состоящее в том, что наша реальность является просто одним из многих описаний, едва ли может быть принято всерьез.

К счастью, во время моего ученичества дона Хуана совершенно не заботило, могу я или нет принимать его заключения серьезно, и он продолжал раскрывать свою систему, не считаясь с моим неприятием, неверием и неспособностью понять то, что он говорит. Таким образом, как учитель магии дон Хуан взялся описывать мне мир со времени нашего самого первого разговора. Понимание его концепций было трудным для меня из-за того, что описание было чуждым и не совпадающим с моим собственным описанием.

Он утверждал, что учит меня видению в противоположность просто смотрению, а остановка мира была первым шагом к виденью.

В течение многих лет я рассматривал идею остановки мира как загадочную метафору, которая на самом деле ничего не значит. И только во время обычного разговора, который произошел в конце моего ученичества, я полностью понял ее объем и важность как одного из основных положений знания дона Хуана.

Дон Хуан и я разговаривали о различных вещах в свободной и непринужденной манере. Я рассказал ему о своем друге и его проблеме с девятилетним сыном. Ребенок, который жил с матерью в течение последних четырех лет, теперь жил с моим другом, а проблема состояла в том, что с ним делать. По словам моего друга, ребенок был непригоден для школы. У него не хватало концентрации, и он ничем не интересовался. Он всему оказывал сопротивление, восставал против любого контакта и убегал из дома.

— У твоего друга действительно проблема, — сказал дон Хуан, смеясь.

Я хотел продолжить рассказ обо всех «ужасных» выходках ребенка, но он прервал меня.

— Нет нужды говорить дальше об этом бедном маленьком мальчике, — сказал он. — Нет нужды рассматривать его поступки так или иначе в наших мыслях.

Он сказал это жестко, твердым тоном, но затем улыбнулся.

— Что может сделать мой друг? — спросил я.

— Наихудшая вещь, которую он может сделать, это заставить ребенка согласиться с ним, — сказал дон Хуан.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что отец ребенка не должен его шлепать или пугать в тех случаях, когда он ведет себя не так, как хотелось бы отцу.

— Но как он может научить его чему-нибудь, если он не будет с ним тверд?

— Твой друг должен найти кого-нибудь другого, кто шлепал бы ребенка.

— Но он не может позволить кому-нибудь другому тронуть своего мальчика! — сказал я, удивленный его предложением.

Дону Хуану, казалось, понравилась моя реакция, и он засмеялся.

— Твой друг не воин, — сказал он. — Если бы он был воином, он бы знал, что наихудшая вещь, которую можно сделать, это противопоставить себя человеку прямо.

— Что делает воин, дон Хуан?

— Воин действует стратегически.

— Я все же не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что если бы твой друг был воином, то он бы помог своему ребенку остановить мир.

— Но как мой друг может сделать это?

— Ему нужна была бы личная сила, ему нужно было бы быть магом.

— Но он не маг.

— В таком случае он должен использовать обычные средства для того, чтобы помочь своему сыну изменить идею мира. Это не остановка мира, но подействует так же.

Я попросил его объяснить свои слова.

— Если бы я был твоим другом, — сказал дон Хуан, — я бы начал с того, что нанял бы кого-нибудь, кто шлепал бы мальчика. Я пошел бы в трущобы и нанял бы наиболее страшно выглядящего человека, какого смог бы найти.

— Чтобы испугать маленького мальчика?

— Не просто для того, чтобы испугать мальчика, дурень. Этот парнишка должен быть остановлен. Но этого не произойдет, если его будет бить собственный отец. Если кто-нибудь хочет остановить других людей, он всегда должен быть в стороне от круга, который нажимает на них. При этом он всегда сможет направлять давление.

Идея была необычной, но каким-то образом она находила во мне отклик.

Дон Хуан подпирал подбородок левой ладонью. Его левая рука была прижата к груди и опиралась на деревянный ящик, который служил низеньким столом. Его глаза были закрыты, а глазные яблоки двигались. Я почувствовал, что он смотрит на меня сквозь закрытые веки. Эта мысль испугала меня.

— Расскажи мне, что еще должен делать мой друг со своим мальчиком.

— Скажи ему, чтобы он пошел в городские трущобы и очень тщательно выбрал мерзко выглядящего подонка, — продолжал он. — Скажи ему, пусть он выберет молодого, такого, в котором еще осталась какая-то сила.