Карма

Мои глаза сосредоточены на этом долбоебе. Я взмахиваю шестом, ловя его и высвобождая запястья. Отведя руку в сторону, я провожу шест над собой, словно биту, ударяя его по голове крепким металлом. Он отлетает в сторону и приземляется на пол.

— Это за нее, — реву я, и Карма кричит.

Почему она кричит? Хуй ее знает. Может расстроена тем, что я сделал, или может видит во мне олицетворение своих детских кошмаров? Я — монстр, который только что выполз из ее шкафа?

Я пользуюсь моментом, чтобы помочь ей подняться на ноги, а она просто смотрит на меня так, словно не уверена, нужно ли ей защищаться и от меня тоже. Не нужно. Я не причиню ей вреда. Вместо этого я подхожу к ее окровавленному парню, лежащему на полу. Он смотрит на меня снизу вверх, как мне кажется, умоляя, но я слышу только стук собственного сердца в ушах. Я протыкаю полым концом шеста его живот, погружая достаточно глубоко, чтобы достать до пола с обратной стороны.

— А это за моего кролика!

Кровь хлещет изо его рта, смешиваясь с алым цветом на лице. Его голова расколота, из-под пропитанных кровью волос виден проблеск белого черепа. Если это не убьет его, то колотая рана наверняка справится с этой задачей.

Я перевожу взгляд на коробку. Из нее не доносится никаких звуков, ни царапанья когтей по картону, ни тихого сопения. Передо мной на полу лежит безмолвный зловещий прямоугольник. Я почти не могу заставить себя проверить. Если я открою его и увижу, что мой ребенок мертв, от этого ебанного дома только щепки останутся. Я сожгу нас всех здесь дотла.

Я бы сжег весь мир ради этого чертового кролика.

Я опускаюсь на колени и склоняюсь над коробкой. Я обращаюсь с молитвой ко всем, кто может услышать. Если это Дьявол, да будет так. Я буду перед ним в долгу, если с Пити всё будет в порядке. Я сделаю за него всю ебанную грязную работу, если это будет означать, что я снова смогу обнять своего мальчика.

Трясущимися руками я поднимаю крышку, и мой взгляд сразу же останавливается на лезвии ножа. Кровь покрывает металл. Мое сердце замирает, когда все мои тренировки по выдержке и самоконтролю вылетают в трубу. Но потом я вижу, как эти два больших уха поворачиваются ко мне, и мое сердце снова бьется.

— Пити! — шепчу я, вытаскивая его из коробки.

На его шерсти мокрое пятно, и, растирая его пальцами, я понимаю, что это кровь. Я сажаю его к себе на колени и осматриваю густую шерсть, но явных повреждений не вижу. Его не задело. Вся кровь, должно быть, была из раны куска дерьма от укуса Пити. То, чего он, блядь, заслужил.

— Ты плачешь, — говорит девушка, падая передо мной и протягивая мне рубашку.

Я вытираю непрошеные слезы со щек.

— Я не плачу. Это просто кролик.

Эта сумасшедшая связь формируется в моем сознании, напоминая мне о том, что нужно быть сильным. Быть жестким. Быть холодным.

— Это не просто кролик, — ее глаза встречаются с моими. — Он твой сын.

Я смотрю в его большие темные глаза. Белки исчезли, и страх покидает его, как будто его и не было. Я бы хотел, чтобы у меня всё работало так же.

Он хочет слезть с моих колен, испытывая желание пойти осмотреть комнату, как он сделал бы это в нашем собственном доме, но где-то лежат гвозди и всякое дерьмо, поэтому я не позволяю ему. Комнату нужно проверить на безопасность, прежде чем я позволю ему бродить по ней. Я засовываю его обратно в коробку, вытаскиваю из крышки нож и закрываю ее.

Я встаю, и девчонка делает тоже самое. Она протягивает руку и хватает меня за запястье. Я поворачиваюсь, прижимаю ее к стене, моя рука поднимается к ее горлу, пока цепь всё еще свисает с другой моей руки.

— Скажи мне свое имя, Карма.

Ее широко раскрытые глаза бледнеют от страха. Она сглатывает, и ее горло шевелится под моей рукой.

— Эллистер, — шепчет она сквозь мою хватку. — Почему ты убил его ради меня? После всего того, что я с тобой сделала?

Я убираю волосы с ее лица, касаюсь щеки, спускаясь ниже, пока не достигаю ее рта. Я провожу пальцем по ее губам.

— Помнишь, что я сказал? В тот момент, когда я освобожусь от этой цепи, я буду внутри тебя. Я не даю обещаний, которые не могу выполнить.

Мое колено протискивается между ее ног и раздвигает бедра. Твердая головка моего члена выглядывает из-под черной ткани всё еще расстегнутых брюк. Я стягиваю их вниз, освобождая себя. Нахуй боль в моих яйцах. Теперь ничто не сможет удержать меня от нее.

Я касаюсь ее трусиков и приподнимаю бедро. Наклонившись, я целую ее, сильно и быстро, как будто мне нужны ее губы, чтобы пережить следующий час. Следующую минуту. Может быть, даже следующую секунду. Я пожираю ее грудь, покусываю. Я бы трахнул ее независимо от того, был ли ее парень жив или мертв, но, похоже, она приветствует мои прикосновения только тогда, когда его мертвое тело лежит рядом с нами.

Затем теплое лезвие металла прижимается к моему горлу.

Я отпускаю ее, и на ее лице появляется дьявольская ухмылка. Очевидно, она не простила меня, как я надеялся.

Но это она должна заставить меня простить ее! Она пригвоздила мои яйца к полу.