Карманный оракул (сборник)

Подозвал собаку – лизнула и побежала прочь. Так и все они прочь побегут, чуть закачается он. Ни одному верить нельзя, и уж одно хорошо – если действительно в воронку, то и вся эта мразь погибнет. Никто улететь не успеет, быстро все будет. Как тогда. Он еще теперь, в Марте Четырнадцатого, все понимает. А они еще думают: может, обойдется? Может, так, попугал – и не будет ничего?

Дудки вам, голубчики. Сам погибай – и товарища подтолкни.

Отвинтил колпачок и подписал.

7.

«Тот же лоб, да о грабли хлоп; у нашего лба такая судьба!» (Владимир Даль, «Запретные пословицы русского народа»).

Эпопеи точно не будет, а насчет Тюти и Воротынцева все оказалось в тютельку. Тютя стал по том кем-то вроде пресс-секретаря при Стрелкове.

Русская противофаза

Недавнее (10 августа 2014 года) пророчество Эдуарда Лимонова о том, что грядет всемирный кризис демократии, а стало быть, ужесточение режимов сначала в кризисной Европе, а потом и в Штатах, заслуживает внимания уже потому, что Лимонов многократно доказал свои прогностические способности. Он видит дальше большинства не потому, что много знает, а потому, что много понимает, как и положено писателю, традиционно чуткому к иррациональности. Интуиции, кстати, почти у всех одинаковые – споры возникают о причинах: материалисты приписывают всему экономическую природу, творцы винят во всем культурный упадок. Думаю, что в случае грядущей вандализации Запада более правы творцы: мы наблюдаем сегодня во всем мире катастрофический упадок сложности, стремление к простым решениям и – как следствие – жестким мерам. Любой, кто следит за культурой сегодняшнего Запада, не может не видеть, в каком меньшинстве остались там сколько-нибудь талантливые авторы: одних задушила политкорректность, других – необходимость повторять себя в погоне за конъюнктурой. Как говорил Бродский тому же Лимонову еще в семидесятые – чтобы выжить в литературе, нужна слоновья шкура; сейчас требуется уже танковая броня. Не зря большинство американских и европейских литераторов – вне зависимости от того, как они относились к тоталитаризму, – считали СССР теплицей. Мир упростился, поглупел, кое-где попросту скатился в средневековье – и масштабный кризис философии Просвещения (утратившей, скажем, свой советский оплот) не за горами. Атеизм становится неприличен, немногие его выдерживают, позиции клерикализма во всем мире усиливаются на глазах – а где клерикализм, там и тоталитарность, ибо в церкви демократии не бывает. Допускаю, что нашествие беженцев и постепенная экспансия ислама заставят Европу в ответ удариться в христианский фундаментализм, ничем хорошим это не кончится, и начнут сбываться замятинско-оруэлловские пророчества, в ряду которых, кстати, и европейская антиутопия Лимонова «316, пункт “В”».

Не соглашусь я только с одним – с лимоновской версией российского будущего: у него получается, что после падения путинской пирамиды у нас установится жесткий, честный, аскетичный и не многонациональный (формулирует он осторожно) режим. Здесь собственное мое иррациональное чувство будущего подсказывает мне, что ничего аскетичного (кроме разве личного быта власти) и уж подавно ничего националистического тут не установится. Россия – не часть мира, но альтернатива ему, отдельная вселенная со своими законами; не последний из этих законов – цикличность, и цикл этот пока не менялся. Написано «оттепель» – будет оттепель, с последующим застоем и маразмом. Но куда существеннее сегодня другой закон – оглядка на Запад: Россия – не знаю, сознательно или бессознательно, – всегда противопоставляет себя ему, живет в противофазе, предлагает себя в качестве альтернативного варианта. Потому-то западные интеллектуалы в оны времена и стремились сюда – и даже сталинизм их не отпугивал, поскольку на Западе была Великая депрессия и всемирный кризис, а у нас – небывалый подъем и нужда в любых специалистах. Потому-то российскую индустриализацию и осуществляли американские инженеры, любимые герои советской прозы начала тридцатых.