В конце двадцатых годов нового века, а может, чуть позже России представится блестящий случай реализовать свои культурные и творческие потенции. Деградирующий путинизм тут ужасно всем надоел, а того больше надоела аскеза, то есть самоограничение. Она ведь бывает не только финансовой, не столько даже материальной, но прежде всего духовной, когда страна сознательно запрещает себе культурное и нравственное величие, чтобы только не пошел под откос ветхий, разваливающийся состав ее политической системы. Сегодняшняя всеобщая установка на посредственность – результат инстинкта сохранения: очевидно, что политическая, военная, социальная конструкция России, рассчитанная на скорости времен Николая I, не выдержит радикальных реформ, а критическое количество умных для этой системы вообще смертельно. Стоит вспомнить 1991 год, когда она рухнула именно оттого, что большая часть народа стала интеллигенцией. Реакцией на путинизм будет не ренессанс русского национального движения (оно слабо, раздроблено и агрессивно), а как раз культурное возрождение, поскольку именно культура, самоуважение, свободное развитие становились при Путине главными врагами державности. Когда эта имитационная державность позорно додеградирует до полного болота, реакция пойдет именно по линии просвещения и усложнения. Россия захочет преподать Западу новый урок – она ведь всерьез и не без оснований считает культуру и пресловутую духовность главным своим достоянием. И именно Россия – где личность сегодня не просто унижена, а презренна – станет оплотом той самой демократии, от которой Запад вполне способен отречься.
Долго ли это продлится – не знаю. Знаю одно: чем больше западных идеологов станут попирать демократию, отказываться от свободы и скатываться, возможно, к новой версии фашизма, тем больше антифашизма будет в России. Желаю ли я этого Западу? Не сказал бы. Надеюсь ли на это? Да.
Поле битвы после победы
Сдержанная, но напряженная полемика между Максимом Кантором и Антоном Носиком по поводу статьи Кантора «Капричос и бедствия войны» странным образом совпала с моими – весьма частыми в последнее время – попытками представить послепутинскую Россию. Носик прав в том, что надсхваточная позиция во все времена была эстетически безупречной и этически сомнительной, но привыкать нам надо именно к тому, что после Путина главными героями – и главными движущими силами – российской истории станут те, кого сегодня не видно.