Подошел, поздоровался. Все на меня вопросительно посмотрели, а плешивый так развязно со смешком спрашивает: «Кто вы?». Ну и я, дурень, отвечаю: «Я – Николай. У меня папиросы для Берты Генриховны». Дамы давай хохотать, а мужчины все сдержанно так посмеялись. Я поднял на нее глаз и увидел, что у нее был ужасно тоскливый взгляд – она смотрела на меня умоляюще, как будто я ей одним своим стоянием причинял боль. Тот плешивый оказался довольно пьян, я понял это не сразу. Он подозрительно на нее посмотрел и спросил: «Ты что же, разве заказывала ему папиросы?». Она отрицательно кивнула, а плешивый посмотрел на меня, сделал какую-то непонятную гримасу и развел руками. Все снова захохотали. Я положил папиросы на край стола и, обращаясь только к ней, произнес: «Я полюбил вас, Берта Генриховна, как только увидел вчера». «Вчера», – завизжала одна дама и все опять начали смеяться. Плешивый снова сделал какую-то гримасу и громко сказал: «А что даме твоя любовь пустая? Ты, – говорит, – даму удиви, и любовь свою ей докажи». На этих словах взял со стола вазочку с кремом, опустился на колено и начал вымазывать ей одну туфельку. Она сразу не поняла, что происходит, но, когда поняла – резко поднялась, раскрасневшись от возмущения. Она оттолкнула его, чтобы уходить. Но этот плешивый, видимо, имел над ней большую власть. Он крепко схватил ее и, вернув обратно, сел рядом, сжав ее руку и навалившись плечом. Кривляясь, он указал мне свободной рукой на пол и сказал с едва скрываемой злобой: «Вот если любишь даму, тогда и докажи, а дама тебя потом поцелует».
Что было дальше, ты знаешь! Я не стыжусь этого говорить: да, я опустился на колени, припал губами к ее ноге, обхватил за тоненькую лодыжку и все вылизал, как собака, до последнего. От нее пахло чем-то сладким, восточным, а кожа в чулках под моими пальцами была горячая и гладкая. Она сопротивлялась, но, с одной стороны, ее держал плешивый, а, с другой, я. Они, конечно, такого не ожидали, и дамы даже смутились. Зато потеха была для плешивого и трех военных. Я поднялся и увидел, как вздрагивают ее плечи, глаз она так и подняла. Плешивый, утирая рукавом свою морду, швырнул мне на стол мелочь и поблагодарил за представление. Но я ничего не взял и ушел. И мне было все равно, что опустился я ниже некуда, потому что тогда я был счастлив! Да, я был счастлив, потому что в тот день я решил, что она будет моя, я ее полюбил навсегда.
***
Каждый определяет любовь по-своему. Так вот у Коли она определялась силой физического возбуждения. Хотя по чудесной простоте своего сердца он часто путал похоть с романтической любовью. После их первого знакомства и до 1917 года он не выпускал ее из виду, но близко не подходил. Он познакомился с некоторыми ее друзьями из богемы и поддерживая с ними связь, знал на каких улицах она жила, где бывала, с кем в очередной раз была близка. Николай не сидел на месте, заводил полезные знакомства и строил свою жизнь так, чтобы в другой раз предстать перед ней не оборванцем, а хозяином положения. И, наверное, никто во всей Империи не был так уверен в успехе революции, как Коля – именно в революции видел он свою победу над этой женщиной.