КАРМИН

– Пришла! И все! У меня голова словно не своя стала. Но первое время я еще старался держаться. А потом смотрю – волнуется, и перчатку свою так – ать, нервно натягивает обратно, хотя только что сняла. А у самой в глазах страх и такая гадливость, знаешь… как будто смотрит на выпотрошенную свинью. И вот что еще я всегда замечаю – вот нравится тебе человек в целом, а с ума сводят какие-то мелочи, вроде тонкого ее запястья под этой перчаткой проклятой или тени под веками, что всегда ей придавало такой грустный усталый вид, что как девочку, пожалеть хотелось. И от глаз уже пошли мои воспоминания гулять по ее шее, где в ямочке у основания плеча кожа такая нежная. Ну не сдержался я! Не смог! Животное во мне такое пробудилось. Ну хватанул ее, хватанул немножко сильнее, чем следовало. Впрочем, не следовало вообще! А еще, знаешь, это осознание своей власти всегда подзадоривает. Вот знаю же, что она вся в моей власти, и что бы я ей не делал, она мне не ответит. Что мне ейный Сергей Петрович. У него жена, да пятеро детей! Чем он ей поможет тоже. Да и он-то, признаться, мне тоже покоя не давал, особенно когда я его в «Якоре» встречал. Вот, думаю, собака, каждый день небось целует ее в эту ямочку у плеча. Но более меня даже не он раздражал, а она – ведьма. Потому что я знаю, что Сергей Петрович для нее – пустое место. Одно только, чтобы меня позлить.

Запыхавшись, Коля вновь остановился, чтобы налить и выпить рюмку.

– А ты, ты, Вильгельм, что думаешь? Я надеюсь, что ты хоть немножечко меня поймешь и не осудишь так сильно. Да ж сколько мне можно так изводиться. Оно верно, что либо я ее в конце концов убью, либо она меня! Ну, что же, Вильгельм? Неужто я прямо-таки чудовище?

Застигнутый врасплох этими вопросами, Варнас растерялся:

– Ну, я даже и не знаю, – протянул он, пытаясь сформулировать цельную мысль, – мне тяжело тебя понять.

– Что же тут понимать?, – взорвался Николай, и лицо его побагровело, – ты вот все время на меня так смотришь, как будто я ума лишился, а я тебе все это время пытаюсь донести, что я вполне себе все осознаю и даже признаю, а поэтому заслуживаю снисхождения! А ты на меня смотришь как на прокаженного! Мне неприятно.

– Прости меня, – примирительно сказал Варнас, – но, по-моему, ты преувеличиваешь. Я так на тебя не смотрю.

Вильгельм не хотел продолжать этот разговор и ругаться, и поэтому соврал. Он, правда, пускай и не надменно, но смотрел на Колю взглядом полным недоумения и скрытой насмешки. Так смотрят на гимназиста, который расшалился и попал по своей вине в неприятную ситуацию. Нужно было срочно ввернуть какой-нибудь выдающийся любовный рассказ. Но таких историй, как у Ляльки, у Варнаса не было, и он начал сочинять на ходу, сделав серьезное лицо:

– Ты зря говоришь. Я тебя очень понимаю. Был у меня, значит, друг в Петербурге, ты его не знаешь. И вот он полюбил замужнюю, значит, барышню. И она вроде его тоже. Но не могла уйти от мужа. А муж там был состоятельный человек. Ну ты понял, не могла она уйти к оборванцу и ему говорила, что узы брака для нее священны. Ну, и потом он узнал откуда-то, что она сбежала с каким-то банкиром в Баден. Вот тебе и священные узы брака оказались. А он страдал много лет, – закончил Варнас и стыдливо отвел глаза.

Колю эта история тронула. Он упал головой на руки и завопил:

– Правильно же говорят: «Куда черт не поспеет, туда бабу пошлет»!

Теперь он был готов рассказать свою главную историю. Уже более не кокетничая, Николай посмотрел мутным взглядом на Варнаса и прямо спросил:

– А я тебе рассказывал, как я встретил эту ведьму?

«Началось», – обреченно подумал про себя Вильгельм, но подыграл ему:

– Помнится мне, что рассказывал, но я уже плохо помню.