Когда явился буксир со второй цепочкой лихтеров, я договорился с его капитаном, чтобы он зашел вперед нас, пока мы поднимаем якорь, а затем отбуксировал корабль ближе к северному берегу, где, как я говорил мистеру Джеллойни, лучше зацепка за грунт…
Впрочем, сам-то я прекрасно знал, что нас оттащило просто потому, что мы плохо поставили якорь, однако не стал распространяться по этому поводу. Все-таки я уже пару недель ждал, когда задует этот ветер, учитывая, что как раз в таком случае якорь может подвести нас.
Таким вот образом я сумел подвести свой корабль ближе к северному берегу, не вызвав при этом никаких нежелательных подозрений.
То, что говорил мне о патрульном катере старый мистер Джеллойни, клерк-ревизор, оказалось совершенно верным. Сегодня ночью, в темноте, катер какое-то время провел возле моего корабля, примерно в четырех-пяти сотнях ярдах от нас; я заметил его через свой ночной бинокль. Очевидно дежурный офицер хотел убедиться в том, что за перемещением моего корабля в данное место не кроется никакого умысла. Естественно я просто наблюдал за ним, и, ничего не сказав, ухмыльнулся под нос.
Сегодняшняя ночь – та самая ночь. Я предоставил патрульным время привыкнуть к тому, что мой корабль находится здесь.
Они продержали свой катер рядом с нами большую часть ночи 17-го числа и потом 18-го, однако я понимал, что занятие это утомляет их! Но я-то по-прежнему тихо развлекался и отдыхал, наблюдая за ними через ночной бинокль.
Должно быть, они самым глупым образом не понимали, что прекрасно видны мне на воде!
Однако все три последние ночи они как бы укреплялись в той мысли, что нет особой необходимости наблюдать за моим кораблем всю ночь. И поэтому сегодня ночью находящаяся на берегу фирма собралась забрать свой товар, а я намеревался извлечь свою выгоду из торговли винтовками. И если все сойдет благополучно, я упрячу за пазуху тысячу фунтов добрых денег, полученных из источника, не менее приемлемого, чем любой другой для человека с моим тонким вкусом. А я недавно как раз перенапряг собственные финансы приобретением итальянской картины, мимо которой не сумел пройти.
Утром я сошел на берег и вступил в окончательное соприкосновение с заказчиками. Я предпринял все и всяческие предосторожности, чтобы обеспечить ту самую степень секретности, которая необходима моему сердцу, и теперь уверен в том, что никакая опасная для меня информация не способна попасть в ненужное место.
Мы договорились о том, что, решив производить выгрузку, я спущу флаг пароходства, задержу внизу и подниму снова, словно бы фалы были испачканы и нуждались в чистке. Потом флаг будет спущен обычным образом.
Знак этот должен указывать, что я приведу на берег шлюпку с некими ящиками после одиннадцати часов вечера, ибо точное время установить невозможно, поскольку патрульный катер может в любое время выйти на нашу сторону залива.
Прежде чем я покину корабль, мне нужно будет дать условный сигнал фонарем: две длинных вспышки и две коротких.
В качестве дополнительной гарантии успеха моего небольшого предприятия выступала лодка, которую я велел покрасить в мертвенно серый цвет, что должно было сделать ее почти невидимой ночью, а также обшить кожей весла, чтобы не скрипели в уключинах. Свидание было назначено на небольшом клочке пляжа напротив корабля.
Начиная с заката и до одиннадцати вечера я следил за патрульным катером. Он подошел к нам со стороны залива примерно в 22:45, однако задержался лишь на несколько минут, и как только удалился на достаточное расстояние к южному берегу, я приказал поднять шлюпку, лежавшую за кормой и погрузить в нее четыре больших ящика, разумно укрытые от посторонних взглядов в лазарете.
Ночь выдалась темная и очень тихая, и уже перед тем, как мне следовало дать сигналы фонарем, я как будто бы услышал доносящийся издалека негромкий и глухой стук мотора бензинового катера.
Я велел своим людям подняться на палубу и покурить с полчаса, а потом поднялся на мостик с ночным биноклем, направил его на юго-восток, однако, насколько я мог видеть, поверхность воды не возмущало своим движением ни одно судно.
Я прождал полный час, вслушиваясь и наблюдая за морем, однако оснований для беспокойства не было, и я, наконец, велел своим людям снова спускаться в шлюпку.
Дав фонарем оговоренный сигнал, я спустился в лодку, и мы отчалили от борта корабля, держа курс на разрыв между утесами, обозначавший пляж.
– Аккуратно, парни, аккуратно! Не спешить! – приказал я своим матросам.
Все то время, пока мы бесшумно шли к берегу, я внимательно озирался и вслушивался, но так и не смог увидеть ничего такого, что могло бы встревожить меня; и тем не менее ощущал непонятное волнение, как нетрудно предположить, заставлявшее меня держаться несколько напряженно.
– Тихо. Суши весла! – скомандовал я, как только мы оказались в тени скал. – Свенсон, встань на носу с багром, и приготовься. – Хотя говорил я негромко, отзвуки моего голоса, отразившись от невысоких камней, породили негромкое эхо.