– Чей это дас шип? – выпалил один из тех, что справа.
– Дайте мне зе имя этого корабля! – прогремело по левому борту, уже заметно ближе.
– Это Шульце и старый Грюнвальд, – проговорил тот, который первым окликнул меня, пересыпая слова крепкими германскими идиомами, обращенными к своему невидимому компаньону; по правде сказать, я не видел ни одного из них. Ночь была слишком темна, хотя море оставалось спокойным, как пруд.
Окрики повторились уже в несколько раздраженной манере, и первый из подплывших к нам германцев рявкнул на своих камрадов на их родном языке:
– Говорите по-английски! Герр капитан вас не понимает!
Произнесено сие было с недобрым сарказмом, отчего море вокруг корабля аж вскипело, как мне показалось, этаким зловредным хохотком; и в тот же самый момент я услышал два новых голоса, один из которых на безукоризненном английском произнес:
– Что это за корабль?
Я с усердием ребенка, читающего стишок, оттарабанил тот же текст и, в свой черед, спросил:
– A вы-то кто? И сколько вас здесь? И чего, ради всего белого света, вам нужно?
– Надо думать, той жижи, которой вы затарены, кэптен, – услышал я. – Мы намереваемся заплатить вам, и возможно, даже сделаем вам некий подарок, который обрадует вас. Однако хочу вам сказать напрямую: если вы задумали какую-то шутку, мы вас живо отправим под облака!
– Великий Боже! – проговорил я. – Еще один нашелся! Ради бога, прекратите, наконец, свои угрозы. Подобное обращение с моим старым суденышком, если я посмею вздохнуть без вашего разрешения, на пользу ему не пойдет! Или германцу становится плохо на море, пока он никого не взорвет?
– Проверите сами, если будете говорить слишком много, капитан Голт, – суровым тоном ответил мой собеседник.
Странно, что мое имя словно прилипло к их языкам. Ясно, что вся операция была спланирована от самого начала и до конца. То есть шпионов на нашем берегу развелось слишком много, в этом нетрудно усомниться.
– Здесь присутствует коммодор[44]
, – услышал я, как первый немец проговорил на родном языке.Затем тот из них, кто в совершенстве владел английским, сказал:
– Мы подходим к вам по трое на каждый борт, кэптен, и начинаем заправляться. Отойдем до истечения двух часов, если вы будете действовать разумно и исполните свою роль, как подобает умному человеку. Прикажите своему инженеру подсоединить бензиновые трубопроводы. Чем скорее мы заправимся и уйдем, тем лучше будет для нас, да и для вас тоже, кэптен, так что пошевеливайтесь!
Через десять минут все шесть лодок пришвартовались, и бензин полился в их баки по шести трубопроводам со всей скоростью, которую мог предоставить наш движок.
Ну и емкие он были, однако, скажу я вам! В каждую из этих посудин мы влили по сто тридцать тонн топлива (все подлодки принадлежали к новой океанской модели «S»), пока, наконец, они не запросили отсечку и велели принять трубопроводы.
И скажу, что они не рисковали. Они отлили и опробовали бензин из каждого бака, наливая по ведерку из каждого подсоединенного шланга, проверяя его плотность и «теплотворную способность». Последнюю операцию они проводили специальным небольшим прибором с искровым прерывателем, подсоединенным к сухой батарее. Смышленые и умелые люди, но болезненно невежливые. В какой-то момент я даже подумал, что вот-вот не выдержу, однако мне позарез были необходимы эти письма, не говоря уже о жизни.
Однако, порода есть порода, и они распорядились всеми моими сигарами (то есть теми, которые им удалось найти) и выпили весь виски, оказавшийся в моей каюте. Не проявили они и желания заплатить мне, когда я выразил недовольство, однако им хватило наглости сообщить мне, что тех 750 фунтов, которые они должны были выплатить мне, вполне хватит на оплату «курева и выпивки». Тут я и осознал, как верна поговорка, гласящая, что немца можно научить работать, но джентльмена из него не сделаешь!
Итак, шестеро капитанов выпили мой виски за здоровье кайзера, выплатили мне, как было оговорено, 750 фунтов, после чего тот, которого они называли коммодором, передал мне пакет с письмами, на который я кинулся, как коршун. Сорвав шнурок, я вскрыл пакет и просмотрел его содержимое. В нем, как и следовало ожидать, находились письма, однако их должно было оказаться восемь, но мне дали всего шесть.
– Их шесть, – проговорил я, поворачиваясь к коммодору. – Писем было восемь, однако вы передали мне только шесть.
Прохвост не обнаружил ни капли стыда и не стал ничего отрицать.
– Остальные два находятся у меня в кармане, капитан, – ответил он. – В ближайшем будущем ваши услуги могут снова потребоваться нам, и эти письма, – он похлопал по карману своего мундира, – могут стать средством, способным заставить вас еще раз рискнуть, если вдруг одного денежного стимула окажется мало. Это к тому, что капитан Голт не всегда получал согласно собственным запросам.