Теперь, если учесть, что количество подобных джентльменов в добрых Штатах исчисляется миллионами, и что они, как я уже сказал, в высшей степени соединяют свои усилия, дабы помочь своему Фатерлянду, то есть, отечеству, вы без труда поймете, против чего выступил благородный изобретатель Харпентуотер. Ибо известные представители этих глубоко чужеродных для Штатов миллионов обращались к нему с предложением крайне симпатичным, я бы сказал, но все-таки слишком уж по-германски сделанном по тону и духу. Короче говоря, они обещали ему выплатить за секрет регулируемого биплана ровно один миллион долларов наличными, при условии, что изобретатель сохранит его в тайне от прочих союзников в течение шести месяцев со дня продажи. После этого они позволяли ему обыкновенным образом использовать и продавать свои патенты, и вообще поступать согласно собственному желанию.
Очень симпатичное предложение, если бы только, как я намекнул выше, оно не было сделано в подлинно германском стиле, абсолютно непригодном для человека, свободного от рождения, – типичного самостоятельного и уже природного американского гражданина. Короче говоря, чтобы заручиться быстрым и решительным согласием мистера Харпентуотера на свое предложение, эти самоуверенные и чужеродные джентльмены самым милым и недвусмысленным образом намекнули, что в том случае, если он, мистер Харпентуотер, без промедления не примет столь щедрое предложение, то они могут забрать его и обратиться к негласной помощи своих собратьев, занимающих официальные посты. Выражаясь еще более кратко, они пригрозили изобретателю – при всей-то предлагаемой куче денег, – что, если он откажется, кое-какие их соотечественники, работающие в Департаменте зарубежной почты, обратят особое внимание на любую его попытку продать регулируемый биплан британскому, французскому или русскому правительствам и обязательно перехватят чертежи и модель по пути к адресату.
Естественно, Харпентуотер с «грохотом взорвался», насколько я понял, прекратив этим всякие дальнейшие попытки переговоров. И я верю ему! Представить себе не могу, чтобы такому человеку можно было безнаказанно угрожать. И конечно, теперь они не смогли бы вырвать из него чертежи даже парой американских зубоврачебных щипцов.
Как бы то ни было, этот мистер далеко не дурак. Обратившись к услугам собственного секретаря, он получил интересную информацию в виде нескольких фатомов официальной статистики, и в конечном счете пришел к твердой уверенности в том, что чужеродный люд вполне способен исполнить свою угрозу; ибо его собственные исследования и усилия секретаря равным образом свидетельствовали о том, что «граждане иностранного происхождения» в удивительно большом числе занимают официальные посты, начиная от копов или «блях» (быть может, это не совсем точное слово!), то есть полицейских сил Соединенных Штатов, до куда более доходных высот (или даже глубин) «политической номенклатуры».
Харпентуотер вполне очевидным для себя образом понял, что в том случае, если он отправит в Европу какое-либо конфиденциальное послание, конфиденциальным оно пробудет недолго. И тогда, следуя собственной изобретательной природе, он придумал способ обмануть врага, но к счастью, сперва опробовал его, послав дворецкого, своего старого слугу, за билетами на корабль, идущий в Англию.
Корабль отплывал в тот же самый день, и он приказал дворецкому взять пару портманто и отвезти их в его каюту.
Тактический ход принес ему знание двух вещей: во-первых, что за домом его следят, а во-вторых, что граждане иностранного происхождения готовы получить желаемое практически любой ценой.
По дороге к причалу такси, за рулем которого находился старый водитель, протаранила более мощная машина, и Харпентуотер в итоге узнал, что дворецкий находится в госпитале, a чемоданы исчезли. Впрочем, полиция обнаружила их через неделю – в заброшенном доме на Беллес-авеню. Не пропала ни одна вещь, но сами чемоданы были изрезаны на куски. Кто-то явно и усердно искал в них что-то, и Харпентуотер в точности понял, что именно.
Чуть погодя он нанял нового дворецкого, и в первый же день поймал его на излишнем любопытстве. Ничего не сказав, он стал приглядывать за дворецким. Примерно в это самое время мой корабль пришел в Балтимор, и общий друг напомнил Харпентуотеру о том, что у меня есть некая склонность к выполнению, скажем так, разных небольших, но требующих сметки поручений. Я всегда полагал, что обмануть людей несложно – если предварительно хорошенько подумать. И увы, тезис этот не смогут опровергнуть даже служащие американской таможни, хотя им-то как раз и следовало бы это сделать.
Итак, мистер Харпентуотер послал за мной, и я согласился взяться за работу. Остальное – большая часть – вам известна. Вечер того же дня застал нас уже в море.