Карнивора

— Ты же сможешь защитить нас, Моар? — спросил Мергир, обернувшись к ней. Усилием воли Марика заставила себя успокоиться и на этот раз кивнула уверенно.

Дверь отворилась, из-за спин мужчин было видно только макушку пленника — спутанные медово-золотистые волосы. А у дальней стены темницы, в самом темном углу шевельнулся рыжий всполох, иЛис сказал с тихим смехом:

— Здравствуй, Волк.

* * *

Когда Марика странствовала по Аргении, пытаясь при помощи бесполезного школьного пьентажа заработать если не блестящую репутацию, то хотя бы немного денег, в одной из Королевой забытых деревень ей повстречался странствующий зверинец. Наибольшим спросом у толпы пользовались, разумеется, диковинные звери из Изула, особенно гигантские рептилии, похожие на огромных ящериц с длинной зубастой пастью и шипастой толстой шкурой. Однако удовольствие посмотреть на «каркадила» стоило дорого, и бедной публике приходилось довольствоваться чем попроще: хромым медведем, тупорылым вепрем, парой шустрых хорьков — и волком.

Марика заплатила за вход услугой: одного из держателей зверинца накануне куснул хорек, и рана сильно воспалилась. Такое лечилось проще всего, но вызывало не меньшую благодарность — в придачу к паре монет и ужину Марике разрешили посмотреть на зверей бесплатно. Ни «каркадил», ни медведь, ни шустрые хорьки, впрочем, не вызвали у нее особых чувств, кроме брезгливой жалости. Но у клетки с волком Марика остановилась надолго.

Места между кривыми прутьями было совсем немного — но зверь все равно ходил по клетке кругами, ступая точно след в след по загаженному полу. Он не останавливался ни на мгновение, проходя мимо Марики снова и снова, и всякий раз мелькала рана на исхудавшем боку. В конце концов она не выдержала. Протянула руку к прутьям и тихо позвала:

— Моар.

Волк оступился и потрусил к ней, сбиваясь со своего неизменного пути.

— Теакх, Моар, — прошептала Марика. Зверь затравленно глянул — но сил сопротивляться магии, пусть даже совсем слабой, у него не было. Он подошел и послушно привалился к кривым прутьям. А Марика прижала ладонь к раненому боку и произнесла заклинание. На исцеление волка у нее ушло куда больше сил, чем на исцеление человека.

Когда утром хозяева зверинца проснулись, они обнаружили, что все клетки пусты.

«В этом вся разница, — думала Марика, ходя кругами по самым роскошным покоям крепости Кассия. — Их было, кому отпустить. А кто отпустит меня?»

Решилась она под утро. Первым делом проскользнула неслышной тенью в комнаты Мергира и вали крепости и наложила на обоих крепкий сон. Затем усыпила всех мекатыр и стражников.

А потом спустилась к темнице.

* * *

Три движения руки, сведенной от напряжения судорогой. Легкое, в сторону — скрипит тяжелый засов, дверь распахивается в темноту. Быстрое, крутящее — в воздух поднимается яркий голубой шар, заливая влажные стены мертвенным светом. И, наконец, медленно и широкое — заклинание, подавляющее любые звуки. Пока Марика не закончила со всем этим, она старалась не смотреть в сторону дальней стены. Но, когда звуковая завеса прошуршала вокруг, и воцарилась полная тишина, не смотреть было уже невозможно.

Он сидел на полу, прикованный цепями к стене, и его глаза были черными, как безлунная осенняя ночь. Марика неуверенно шагнула к нему. Нужно было что-то сказать, но губы пересохли, слиплись, и с каждым проведенным в молчании мгновением сделать это было все сложнее.

Он изменился. Длинное лицо утратило утонченность, черты стали жестче, крупнее. Медовые волосы теперь топорщились во все стороны и челка больше не падала на глаза. Через скулу шел недавно затянувшийся длинный шрам, от угла брови к подбородку, а поверх него красовались свежие синяки и ссадины. Нижняя губа распухла и кровоточила. Балахон был разодран в нескольких местах — на локте, плече, колене, но Марика все еще старалась не смотреть. И все равно видела, и ладони горели, желая помочь, исцелить, исправить…

Она сцепила руки перед собой и спросила сухо, с трудом разлепив губы:

— Что с тобой сделали?

Кит слабо усмехнулся и ответил небрежно:

— Задавали вопросы.

Марика на мгновение зажмурилась — пряча за веками любые чувства.

— Это ведь был ты? — спросила она, глянув зло — надо же было куда-то деть то, что за веками не помещалось. — Все наши крепости помогал взять ты?

— Наши? — спросил он, и в голосе больше не было напускной легкомысленности. Темные глаза горели.

А ей тут же стало легче. Руки перестали дрожать, а ладони — гореть, и она повторила с силой, уверенно и четко:

— Наши.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга — Волк и Лис — прожигая злобой сырой воздух темницы, а потом Кит вдруг вздохнул устало и прошептал:

— Я же просил тебя остаться.

Руки снова задрожали.