Каролина: между дождем и градом

— У вас есть своя мораль. Многие могут принять ее за жестокость, но это не так. Вы не пытаетесь казаться кому-то лучше, чем есть на самом деле. Более того, притворяетесь чудовищем. Ведь так проще. Никто ничего от тебя не ждет. Боится. Слушается, — моя дрожащая ладонь упала на его грудь, там билось живое человеческое сердце. Бешено! Безумно! — И все же вы горой стоите за свою семью и близких людей. Такой человек не способен на убийство.

— Ты… — холодный, но надрывный бас… Владимир пытался откинуть те путы, что опутывали нас в тот момент, но явно ничего не выходило. — Ты ничего обо мне не знаешь. Не будь глупой, девочка.

— Нет! — воскликнула я, сама не ожидая такой реакции от самой себя. — Вы можете убеждать сами себя всю оставшуюся жизнь, что помогли моей семье, чтобы заманить меня в свою семью и отрезать пути обратно. Но… Не слишком ли тернистый путь ради какой-то никому не нужной девочки, а? — выгнув голову в сторону, я сглотнула ком в горле. — Вы сделали это, потому что просто хотели помочь. И, в отличие ото всех вокруг, не ждете благодарности.

Владимир смотрел на меня удивленно, по-новому. Его зрачки были расширены, а губы распахнуты. Орлов словно пытался надышаться кислородом, но ничего не выходило. Из пальцев его в меня перетекало электричество, наполняя внутренней силой. Его аура куполом накрывала нас обоих, делая неуязвимыми. Вокруг мерцало электричество, воздух становился тяжелый и ватный.

— Ты допустила ошибку, Каролина, — нагнувшись к моим губам, Владимир очертил их языком, так пьяняще и возбуждающе. Полоснув по нервам ножом, заставляя трепетать изнутри. Его нос скользнул по моему, погладив щеку и, наконец, утыкаясь в ухо. Жадно «пожирая» запах моей кожи, он поцокал языком: — Одну фатальную и самую безвозвратную.

— Да? — мой голос дрожал, от переизбытка эмоций лились слезы. — О чем вы толкуете?

Чувство, словно я достучалась до зверя, наладила с ним контакт и усмирила — делало самой счастливой женщиной на свете! «Владимир Орлов может быть другим! — ликовала изнутри, словно ребенок. — Он обычный человек!»

И тут, как обухом по голове, его пальцы сомкнулись сильнее. Перекрывая кислород, заставляя хрипеть от мук и страха. Глаза мои расширились от ужаса, кровь в жилах бурлила. Нервно пытаясь отпихнуть мужчину в сторону, в панике начинала задыхаться, когда грубый ледяной тон разбил мое сердце:

— Верила в то, чего нет, — так же внезапно пальцы его разжались. Складываясь вдвое, я пыталась отдышаться, сбросить нервное напряжение. Владимир вальяжно засунул руки в карманы, наблюдая за моими трепыханиями, громом разразившись: — Я тот, кто я есть, Каролина. Не больше, не меньше. Не ищи второе дно. Слишком глубоко придётся нырять. Захлебнёшься.

Видимо, устав ждать, Орлов подхватил меня под ягодицы, как малое дитя, и понес дальше по коридору. Я очнулась лишь на улице, пребывая в крайней степени шока, осознала себя лишь в чужом автомобиле.

— Что… Что происходит? — нервно выглянув на «вход для персонала» за спиной Владимира, попыталась помешать ему приковать меня к месту ремнем безопасности. — Я должна быть рядом с Марком! На мне пижама и…

— Там больше не безопасно, — только и сказал Орлов, после чего захлопнул дверь и авто помчалось с места, как гончая лошадь в погоне.

Квартира

Квартира

Голова порядком кружилась от переутомления, томик по изучению немецкого так плотно впился в мозг, что во снах все общались именно на этом замысловатом языке. Устало вздохнув, я прижала книгу к груди и, удобнее устроившись на мягких подушках подоконника, выглянула вниз. С окна восьмого этажа дома в центре города отлично виднелись люди, толпами спешащие по своим делам, создавая давку у метро. Я завидовала их суматохе и занятости… Свободе, которую многие зачастую не осознают. Возможность выбора — вот, что никогда не было мне доступно… Ни разу за двадцать лет.

— Я должна быть с Марком! —  кричала я в трубку Владимиру, когда его охранники буквально силком занесли меня в квартиру, не давая выбраться. —  Ему нужен родной человек рядом.

—Марку нужен лучший врач и лечение последнего поколения, —  хмыкнул холодным тоном Владимир, —  но не ты, девочка. Не переоценивай свое влияние.