Каролина: между дождем и градом

Мужчина же раздраженно рявкнул в ответ:

— Естественно, это мой единственный ребенок! — не успела я осознать сказанное, как мужчина исправился: — Пока единственный.

Голова закружилась, мир сузился до телефонной трубки в руке. Оперевшись взмокшей ладонью в обувную этажерку, я сдавленно и нехотя вытянула из себя:

— Результаты анализов все же пришли?

И в этот раз Владимир предпочел молчание. Видимо, последующие за ответом новые вопросы ему не нравились на корню. «Что вы будете делать с ребенком? Каков дальнейший план?» — так и осталось без ответа.

— Еще что-то? — произнес более строго он, буквально заставляя меня бросить трубку.

— Да, еще! Сколько мне здесь быть? Сутки? Двое? — наконец прозвучал главный вопрос, от которого сердце словно биться перестало, взяв временный тайм аут. Под ложечкой засосало от предвкушения своего грядущего «тюремного срока», когда Владимир ударил кулаком под дых:

— Пока все не уляжется.

Я ждала продолжения фразы. Разъяснений. Чего-то более подробного и конкретного.

— Владимир, — голос задрожал, не желая того начинал срываться на крик, — это может продолжаться месяц? Год? Пять лет?! Вы серьезно?

— Будет видно. Пока, — поставил точку в разговоре Орлов, в конечном счете меня таки убивая изнутри. — Если что-то будет нужно, проси у охраны. Послание можешь тоже передавать через них.

— Стойте, не бросайте трубку! — паника накрывала вместе со страхом одиночества и замкнутого пространства. С ужасом глядя в пустые глаза охранников, я хотела провалиться под землю от неуютности. — Я что, теперь пленница?! Ваша персональная заложница??

На сотовом раздался характерный звук, обозначающий окончание диалога. Следующие три недели охрана оставляла продуты на кухне, пока я спала. Дистанционная учеба в вузе набирала обороты, а я, на нервной почве, перешла с английского на немецкий. В те крохотные секунды, когда новая информация не лезла в голову, я не могла смотреть телевизор…

Боялась увидеть там лицо Марка и многозначительную приписку «Помним, любим, скорбим». Боялась прочесть себя в бегущей новостной строке: «Опасная преступница Каролина Орлова на свободе!» Люди на улице — вот, что мотивировало меня просыпаться по утрам. Я восхищалась ими, мечтала поменяться местами, стать кем-то иным.

Как вдруг в толпе прохожих я приметила маленького белокурого ребенка. На улице стояла минусовая температура, а на нем была лишь тоненькая черная запыленная мастерка, не по размеру короткие порванные брючки и босоножки с открытыми носами.

— Что за?!.. — буквально повалившись на окно, я судорожно осматривала улицу в поисках его родителей, пыталась хоть как-то оправдать происходящее, а ребенок понуро шел дальше, не разбирая дороги.

Внимание мальчика привлекла пекарня на первом этаже дома напротив. Хрупкое создание, напоминающее невинного ангела, замерло у витрины с широко распахнутыми глазами, в которых загорелась неподдельная искра жизни и желания перекусить. Губы распахнулись, с них каплей скользнула натуральная слюна от явного голода.

— Ну же, — молила я себе под нос, ударяя кулаками по стеклу. Увы, в шумном городе никто меня не слышал. Я была призраком. Как Рапунцель, заточенная в башне. — Угостите его кто-то!