Карп, который мечтал стать драконом

– Я не должен был, – прошептал он.

– Должен, – сказала Юкия так тихо, что сама едва различила звук собственного голоса.

Катаси вздохнул судорожно и прерывисто. Он вновь прижал девушку к себе, но на этот раз это было объятие куда более невинное. Юкия вслушивалась в стук его сердца, ощущая, как непрошеное чувство счастья разгорается где-то внутри.

– Я не должен был, – повторил Катаси. – Я не могу тебе предложить ничего, кроме себя самого, Юкия. Поверь: это сомнительное богатство.

Она отстранилась от него, он не стал возражать.

– А я сама? Разве у меня есть хоть что-то, кроме нескончаемых опасностей, за мной следующих?

Девушка не знала, откуда пришли эти слова. Ей показалось, что кто-то другой, более мудрый и сильный, говорит её устами в этот миг.

– Ты – другое дело, – возразил Катаси.

– Отчего же? – спросила она и добавила, сама удивляясь тому, насколько уверенно это звучит: – Только тебе, Катаси, отчего-то я оказалась нужна. Сирота без рода, дома и приданого. Я ошиблась?

Катаси поспешно помотал головой. Девушке на миг пригрезилось, что это она старше него, а вовсе не наоборот.

Она вновь прижалась к нему, боясь, что Катаси оттолкнёт её, разорвёт несмелые объятия и уйдёт прочь, уязвлённый её прямотой.

Только он ничего подобного делать не стал.

Глава 8 Я хочу любоваться луной

Катаси

На первый взгляд между ними всё было по-прежнему, да только изменилось всё. Катаси ощущал это каждый миг, когда Юкия была рядом, и ещё острее, когда девушки подле него не было. Дни шли один за другим. Они состояли из мимолётных взглядов и прикосновений, из ожидания и тревог, из пёстрых праздничных фонарей, которые он мастерил для предстоящего праздника, из расписанных вееров и масок, из украденных поцелуев.

– Скоро оттепель, – сказала Рин накануне праздничной ночи.

Катаси, который как раз занёс руку над тарелкой с рыбой, вмиг позабыл о еде.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Не всё ли равно? – ответила девочка.

– Рин чувствует такие вещи, – пояснила Мию. – Ей можно верить.

Девочка только пожала плечами прежде, чем острые её клыки принялись вгрызаться в паровую булочку. Катаси настолько привык быть в этом доме, что даже стал забывать о нечеловеческой природе его обитателей.

– Когда? – спросила Юкия тихо.

Девушка, так же как и Катаси, выглядела взволнованной.

– Через день или два, – сказала девочка.

Они засобирались в дорогу. Правда, не так уж и много вещей нужно было собирать. Памятуя о прошлых приключениях, и Катаси, и Юкия носили самые ценные вещи при себе постоянно. Художник не расставался теперь с отцовской кистью и крохотной баночкой краски, замешанной на крови древнего сома, а Юкия носила за поясом кимоно тряпицу, в которую были завёрнуты осколки, бывшие некогда её подругой. Даже сейчас её рука помимо воли потянулась к ним. Это мимолётное, почти не значащее ничего движение не укрылось от внимательного взгляда Катаси.

Он часто думал о том, что сказала ему Юкия. Он слышал о мастерах, которые восстанавливали старую керамику и фарфор, тонкий и изящно выполненный, с помощью лака и золотой пасты. Он сомневался, что это и впрямь помогло бы Чашечке вернуть свою сущность цукумогами, но вслух в этом не признавался. Мысль о том, что дух столетней чашки вернётся к жизни, дарила Юкии надежду. Художник совершенно не стремился её отнимать и, если уж честно, с тоской думал о том дне, когда девушка её лишится.

В одном он был с нею согласен: попробовать и впрямь стоило. По крайней мере, возможно, Чашечка вновь просуществует сотню лет и вернётся в мир во второй раз. Ни он, ни Юкия не увидят этого, но их внуки или правнуки…

Мысль эта неожиданно заставила запылать его шею. Откуда такая уверенность, что у них будут общие внуки и правнуки? Не слишком ли самонадеянно думать о подобном после пары поцелуев, украденных у девушки, которая и жизни-то не видела?

Он поспешно вернулся к еде, надеясь, что его смятение не было замечено.

Позже он смотрел в окно своей комнаты. Над плетёной оградой на длинном шесте красовался красный сияющий фонарь, на другом таком же – синий. Перевитые пёстрыми лентами, они покачивались в воде. Не знай Катаси наверняка, что он сам изготовил каждый из них, а свет их источали маленькие пучки водорослей, вложенные туда Орихиме, он вообще сомневался бы в реальности этой картинки. Свет от праздничных фонарей, окрасивших окружающий мир в серебро и лазурь, далёкие звуки гуляющей на улице толпы, отблески от мерцания морских трав, плавно покачивавшихся в мирном течении заколдованной реки, – всё это больше походило на те дивные истории, что рассказывала ему мама о морских прядильщицах, богах океана и одинокой русалке, обитавшей, как говорили, на скалах подле его родной деревни. Однако это было правдой. Да и, если уж быть совсем честным, всё, что произошло с ним в эти бесконечно долгие недели, походило на пьесу о призраках и богах, а не на его собственную жизнь.