Как ни странно, на помощь пришла Рин. Она вышла во двор с огромной корзиной и с шумом поставила её перед художником. Катаси лишь скользнул по ней мимолётным взглядом, никак не выражая своей заинтересованности. Однако Юкия, наблюдавшая за ним, поняла: он погружён в тягостные мысли далеко не настолько глубоко, как ей казалось прежде.
Девочка скрылась в доме и вышла с отрезом ткани и коробкой, в которой Юкия с удивлением разглядела кисти и баночки с краской. Рин невозмутимо принялась стелить ткань на тёмно-серые доски крыльца, готовя место для работы. Юкия пересела поближе и взяла в руки одну из кистей. Та сильно отличались от тех, что использовались для каллиграфии. Кисть была тонкой, жёсткой и очень старой.
– Что это такое? – спросил наконец Катаси, кивнув на корзину.
– Ракушки аваби, – сказала девочка, не отрываясь от работы. – Они и сами по себе красивые. Здесь такие не водятся: их приносит течением, а иногда гости издалека платят ими за услуги и постой. Через двенадцать дней, на празднике лунного света, их можно будет продать втридорога. Если, конечно, расписать как следует: многие думают, что они приносят удачу в любви.
Рин встала и неожиданно прямо посмотрела на Катаси:
– Вы ведь поможете мне с росписью, господин? Уверена, с вашими талантами мы заработаем больше.
Юкия заметила, как из-под навеса кухни выглянула Мию в кошачьей маске. Она беззвучно наблюдала за воспитанницей, и девушка догадалась, кто именно послал девочку к Катаси. Что ж, занять его делом, которое ему по силам, – хорошее лекарство от печали, не поспоришь.
Катаси с сомнением посмотрел на кисть в руках Юкии и на корзину с раковинами. Девушка поняла, что, если он откажется, это очень расстроит её. Ведь тогда окажется, что Катаси сам выберет путь печали, но он, вздохнув, спросил:
– А образцы-то для работы есть?
Рин закивала и, бросив беглый взгляд в сторону кухни, побежала в кладовую.
Катаси недолго изучал раковины, которые они расписывали в прошлом году. Его интересовали символы, которые было принято изображать на этих талисманах. Те были начертаны простыми тонкими линиями, среди которых угадывались месяц, солнце и пятипалая морская звезда. Были здесь и спирали, изображавшие, должно быть, водоворот. Катаси взял одну из кистей и откупорил баночку краски, белой и густой.
Он повертел в руках раковину с изображением солнца и принялся рисовать прямо на ней, поверх уже готового рисунка. Юкия и Рин посмотрели друг на друга растерянно, но ни та, ни другая не осмелились прервать Катаси или задавать вопросы. Прошло немного времени, прежде чем художник оторвался от своей работы и показал её девочке.
– Так тоже можно? – спросил он.
Юкия взглянула на раковину и поняла, почему с губ Рин сорвался прерывистый вздох. По сути, Катаси не менял ничего, но и преобразил безделицу невероятно. Солнце теперь казалось ярче, а из-за тонких маленьких штрихов вдоль его лучей рисунок выглядел объёмнее и интереснее. Край раковины теперь украшал орнамент. Это были всего лишь точки и чёрточки, но ритм, который задавал рисунок, завораживал: его хотелось рассматривать.
– Как ты это сделал? – спросила Рин, забыв о приличиях.
Взгляд Катаси потеплел. Камень на сердце Юкии потерял свой вес.
– Давай покажу, – сказал он, беря ещё одну раковину.
Вскоре и Юкия, и Рин смогли повторить рисунок, который показал им Катаси. Юкия сама удивлялась тому, как красиво у неё получалось. Ей никогда не удавалось рисовать, но роспись оказалось изобразить проще, чем повторить начертание идиомы во время урока каллиграфии.
– Мне так нравится этот рисунок, – прошептала Юкия, завершив вторую раковину.
– Ой, подожди, сестрица: к тому времени как эта корзина опустеет, ты его возненавидишь!
– Эй, чего это вы тут делаете? – раздался мальчишеский голосок за их спинами. – О, Рин, что за чудеса? Раньше твои каракули не выглядели настолько приличными!
– Отстань, Икару, а то ночью придёт кот и съест тебя!
– Не придёт: кошки воды боятся! – возразил мальчик и сел рядом с Катаси.
Он тоже взял в руки кисть…
Вскоре все жители дома занимались росписью ракушек. Те переливались на свету, а тонкие линии белой краски под разными углами становились то яркими, то почти незаметными. Катаси смеялся, дурачась с младшими и показывая им штрихи для новых, придуманных им на ходу росписей. Он улыбался, Юкия украдкой любовалась им, оттаявшим и ожившим.
Рин рассказывала о фестивалях прошлых лет. Она жила в доме Мию три года, но дольше всех жила здесь Орихиме, самая младшая из девочек: весной будет пять лет, как Мию приютила её в своём доме.
– Этот дом прежде принадлежал какому-то придворному, – сказала Рин тоном заговорщицы. – Он погиб пять лет назад при каких-то мутных обстоятельствах, а имущество завещал Мию.
– Она сама родом из этих мест?
– А мы не знаем: она не говорит.