Карповая Диета

– Вот это похоже на нормальный разговор.

– Пошла ты. Дай ключи, я на маяк полезу, а ты делай тут что хочешь, мне вообще плевать.

– Зачем тебе ключи, старый? На маяке лестница уже ели живая.

Он подошел к ней вплотную, аккуратно присел на её обсиженное бревно, обхватил за то место, где должна была находиться талия, но весели играючи ключи, затем сорвал брелок и слюняво поцеловал прямо в засохшие губы. Женщина не понимала ничего из происходящего, но была исключительно рада подарку, врученному ей мгновение назад. Она изо всех сил отодвинула от себя мужика и начала панически вытирать размокшие губы.

– Ты что, того? С ума сошел? – она извернулась змеёй и потянулась рукой к бутылке.

– Какая уж разница. Сигареткой угости старого сумасшедшего.

Он спрятал за спиной кулак с ключами. Женщина протянула ему появившуюся из неоткуда сигаретку. Он ловко зажал её зубами и поднес к огню зажигалки. Затем выпрямился и, как ни в чем не бывало, пошёл к маяку.

– Хей, тебе же, вроде нельзя курить?

Её голос потух и потерялся в шипящей, неспокойной, живой океанской волне. От утренней грозы ничего совсем не осталось. Мужчина шел, пристально глядя под ноги и стараясь не упасть. Шел по разбитой винтовой лестнице. Стоял на белом каменном мостике. Над озорной и яростной, стремительной, незыблемой бушующей бездной. Он уперся ногами в бетон и краску в одной майке и стареньком халате, вальяжно потягивая тлеющую в губах цигарку.

Когда стоишь на краю мира, закрываясь от ветра и влаги, в одном шаге от необратимого падения, то больше всего на свете хочется развеять интригу и узнать, что же ждет тебя там внизу. Мужчина смотрел под ноги, видел берег, видел Катю, которая вынесла побитому мужчине лёд и марлю. С другой стороны он видел пьяную женщину, жадно пытающуюся открыть бутылку с водкой. Она-то ещё не знает, что ближайшие несколько лет ей придется страдать от туберкулёза. А где-то там внизу играли дети,

пиная мяч друг другу. А где-то там пришибленная стволом лежала девочка. Всё шло своим чередом. Всё остальное было неважно.

В такие моменты хочется только одного: сделать уже этот шаг вперед, пройтись по незримому канату, нырнуть в непредсказуемую пучину событий с самого края. Почему? Потому что иначе не сможешь двигаться дальше, потому что застрял на месте как сломанный автомобиль, уперся в благоухающий тупик, как крот без лап, носа и способности перестать быть кротом. Но теперь. Теперь вы готовы увидеть, взглянуть сверху вниз с шатающегося каната прямо на них, нырнуть в шелестящие овации, крики и вздохи толпы.

В такие моменты время сбивается со счета. Не верите в фатум, ну и ладно. Не верите в судьбу – правильно делаете, но не можете отрицать, что так всё это и должно быть.

– Спасибо, что довели меня до края. Не беспокойтесь, так и было предопределено. Надеюсь, вы не уснули и не поддались печали по моей особе…

Он закрыл глаза и старой птицей отправился в полёт. Все же и так прекрасно понимали, и margo vitas est donum auctoris…

Фарфоровые блюдца

– А я говорю, розовое! – мужчина резко ударил кулаком по столу.

– Нет, лиловое. В твоём, так называемом «розовом», она будет выглядеть нелепо, словно замотанная в кукольное платье первоклашка. Как ты этого не понимаешь?

– Какое к черту лиловое? У тебя нет никакого вкуса! И я не понимаю только одного: зачем ты вообще со мной споришь – мужчина стукнул кулаком так, что стоявшие рядом чашки утратили связь с поверхностью стола и на мгновение замерли в воздухе.

– Вот… смотри, – собеседник медленным, необычайно уверенным движением руки подвинул к мужчине альбом с фотографиями, – Видишь? Как же прекрасна та девушка с краю. А цвет платья какой? Лиловый…

Комната. Уверен, вы давно соскучились по её обветшалыми стенами и пустому полу. По маленькой, хрупкой, загнанной в четыре стены, свободе и тем теплым ощущениям, что она оставляет у вас внутри. Деревянный стол, беспорядочно заваленный бесчисленным множеством чайных приборов: блестящими ложками, фарфоровыми блюдцами, кружками и даже острыми ножами, что были весьма некстати в такой пылкой дискуссии. За столом двое мужчин преклонного возраста двигали туда-сюда школьный альбом, громко споря друг с другом о чем-то. Первый из них сидел прямо и неподвижно, словно прикованный к стулу. На нем была бело-серая меховая куртка, со слегка испачканным воротником. Он был худ, но весьма хорош собой, с четкими румяными скулами и широкой спиной.

Напротив него сидел ещё один мужчина. Одет он был в простой домашний халат, а над губой блестели от слюны густые усы, которыми тот очень гордился. В углу комнаты на обесцветившемся от времени кресле сидел сухой белокожий мужчина помладше и молчаливо читал газету. Последний в это время роптал на небольшой кухне за фанерной перегородкой. Все четверо были друзьями уже много лет.