Карповая Диета

Дождь лил нещадно, периодически пробираясь сквозь старенькую черную ткань моего зонта. Ноги промокли насквозь, мои черно-зеленые, купленные на рынке кроссовки загребали в себя немалый объем перемешанной с глиной воды. Я шел дальше. Машины летели рядом по дороге, стремясь промчаться мимо, разрезать помутневшую дождевую гладь, окатить мои дрожащие ноги водой.

Я подходил к остановке, осторожно переставляя почти отвалившиеся подошвы. Мимо проехал нужный мне автобус. Дом был довольно далеко, и я решил подождать следующую маршрутку, ну или на крайний случай стянуть палатку с ближайшего ярмарочного ларька и остаться в ней жить до конца моих столь юных лет. Желание было весьма странным, но на тот момент казалось мне самым рациональным.

Подошел следующий автобус, который ехал дальше, чем нужно, но все равно заезжал на мою остановку. Я перепрыгнул через черную лужу и вошел в открывшуюся дверь. Автобус был старенький, дряхленький. Мне в голову пришла мысль, что этот автобус, наверное, даже старше меня. Я попросил мужчину подвинуться, чтобы пролезть к месту возле окна. Мужчине, согласно традиции, естественно было плевать, и он как истинный русский джентльмен, очень лениво и нехотя подвинул в сторону коленки, освободив проход шириной не превышающий головку новорожденного.

Сегодняшний вторник начался давно, возможно пару лет назад.

Я доехал до предпоследней остановки. В автобусе какая-то женщина средних лет в серенькой юбке бесконечно болтала по телефону про все свои проблемы и радости жизни. Мне уже порядком надоели филистеры, до смеха увлеченные «реальной жизнью» и «реальными проблемами». То дурочки из супермаркета, для которых тут слишком воняет едой и мало хлопьев. Она ведь без них «Жить не может»!

Кажется, я немного простыл.

Выйдя из автобуса, я открыл свой черненький зонтик и медленно, но проворно поскакал домой по крошечным сухим асфальтовым кочкам. Я зашел в свой подъезд, предварительно повозившись с кодовым замком, который я всё никак не поддавался моим мокрым дрожащим пальцам. Я сложил и зафиксировал клепкой мой черненький зонтик и вновь уверенными шагами ступил вверх по холодной бетонной лестнице. Вспомнил, как ведущая какого-то глупого шоу по телевизору заработала свой первый миллион, который ей безвозмездно вручили. Я посмотрел на свои размокшие китайские кроссовки. Стало немного грустно.

На четвертом этаже моего подъезда лежал пьяный сосед. Нельзя сказать, чтобы он прямо таки лежал, скорее, сидел в позе очень напоминающей лежащего человека. Нельзя так же и сказать, что такое было для меня ново, поскольку сидячее положение сосед смог обрести только к моему приходу. Я поздоровался.

Я вошел в свою квартиру, закрыл за собой дверь, стряхнул с зонтика капли. За стеной шумела дрель. Скорее всего, в каждом доме должна быть квартира, в которой ремонт не прекращается никогда, а дрель работает исключительно для развлечения или подавления депрессии. Я бесцельно ходил по квартире в поисках какого-нибудь дела или хотя бы жалкого предмета, за который можно уцепиться взглядом. Вполне подошел телевизор. Я слышал, как открылась дверь соседки. Чистокровный русский мат полился в мои девственные уши.

Я лег на помятую кровать и пролежал несколько часов. Мне пришлось проснуться оттого, что кто-то очень пронзительно и требовательно стучался в металлическую дверь. Я надеялся что головой. Вошла соседка, попросила кое-что передвинуть, потому, вероятно, что я молод, силен, и лишен возможности отказать маминой подруге. Кажется, я когда-то слышал, что её сын попал в тюрьму.

Ее квартира не изобиловала мебелью. Напротив, скучные отсыревшие стены, редкие советские тумбочки и какие-то рваные выцветшие тряпки украшали на удивление чистый пол. Я двигался аккуратно, перешагнул через шланг от стиральной машинки и направился в самую ухоженную и красивую комнату. Я взял старую советскую тумбу вместе с соседкой. Мы медленно потащили её из квартиры. Тумба была большой и очень громоздкой, так что пришлось поставить ее прямо посреди лестничной площадки. Я немного протрезвел. Стало грустно.

Я решил, что мне особо больше нечем заняться и пошел в свою кровать. Я пролежал минут пятнадцать или двадцать, прежде чем провалиться в сон.