Танжер смеялась. Как-то необычно, тихо. Смеялась сквозь зубы, с непонятным сарказмом, и кивала, будто ее развеселил анекдот, который она же сама и рассказала. Она поднесла руки к вискам, словно у нее вдруг заболела голова, и посмотрела на бухту, где вода уже казалась темно-серой, а светлыми остались только буруны коротких волн, которые вздымали налетавшие один за другим шквалы ветра. В сумеречном свете пасмурного неба он заметил удивление в ее глазах иссиня-темного металла. Или, пожалуй, потрясение.
– Лангусты… – шептала она. – Зеленые лангусты.
Ее трясло от смеха, но смех этот походил на рыдание. Танжер опять потянулась к стакану, но теперь опрокинула его. Кой встревожился: «Надеюсь, она не сходит с ума. Надеюсь, она не свихнулась на этом деле. Вместо „Деи Глории“ – в сумасшедший дом». Он промокнул разлитое вино салфеткой. Потом положил руку на плечо Танжер и почувствовал, что ее трясет.
– Успокойся, – прошептал Кой.
– Я совершенно спокойна, – ответила она. – Никогда в жизни я не была так спокойна, как сейчас.
– Да скажи, в чем дело?
Рыдания, смех – в общем, что бы это ни было – затихли. Она снова смотрела на море. Дрожь ее больше не била, она глубоко вздохнула, потом посмотрела на Пилото со странным выражением лица и поцеловала замершего моряка в щеку. Повернулась к Кою, и лицо ее сияло улыбкой.
– В чем дело?.. «Деи Глория» там. Там, где зеленые лангусты.
Легкая рябь на морской глади. Ласковый бриз. Ни облачка в небе. В двух с половиной милях от берега «Карпанту» понемногу разворачивает на якорной цепи, уходящей из клюза вертикально вниз. На траверзе по штирборту мыс Агуа, в десяти градусах на северо-восток – Хунко-Гранде. Солнце стояло еще невысоко, однако припекало спину Коя, склонившегося над своим двухбаллонным аквалангом; он проверил манометр – шестнадцать литров сжатого воздуха, – резервный клапан, ремни, редуктор, через который воздух будет подаваться под различным давлением в зависимости от глубины, чтобы скомпенсировать число атмосфер, давящих на тело ныряльщика. Без этого устройства, выравнивающего внутреннее давление, ныряльщика либо сплющит, либо разорвет, как чрезмерно надутый воздушный шарик. Кой открыл клапан, потом завернул его снова, но на три четверти оборота, и засунул в рот старый загубник, от которого пахло резиной и тальком. Воздух с шумом рвался через мембраны. Все в порядке.
– Глубина – двадцать метров, работаешь полчаса, – напомнил ему Пилото.
Кой кивнул, надевая неопреновую куртку, компенсатор плавучести и спасательный жилет. Танжер стояла рядом, придерживаясь рукой за бакштаг, и молча смотрела на Коя. На ней был черный спортивный купальник, ласты и маска с трубкой. Весь вечер и почти полночи она объясняла им, почему бригантина находится там, где водились зеленые лангусты. Сначала расспросила Пилото до мельчайших подробностей, начертила схемку в блокноте, высчитала расстояния и глубины и только потом стала рассказывать. Лангусты, сказала она, имеют способность к мимикрии: как и многим другим видам живых существ, природа подарила этим ракообразным такой способ защиты от нападения. Поэтому панцирь лангустов приобретает окраску, совпадающую с цветом донного слоя в местах, где они живут. Известно, что лангусты, которые обосновались в затонувших судах, приобретают красновато-коричневую окраску ржавчины, которой покрыты корпуса этих кораблей. А цвет зеленого мха, как описал его Пилото, в точности совпадает с цветом патины, которой покрывается бронза, находясь долгое время под водой.
– Какая бронза? – спросил ее Кой.
– Пушки.
Кой отказывался верить. Все это уж слишком смахивало на приключения дорогого ее сердцу Тинтина. Но они же не в детских комиксах живут – уж во всяком случае, не он.
– Ты же сама говорила, да и мы сами вроде убедились, что на «Деи Глории» пушки были чугунные… На бригантине много бронзы быть не могло.
Как всегда в тех случаях, когда она хотела унизить его, дать ему понять, что он идиот, Танжер поглядела на Коя с видом спокойного превосходства:
– Совершенно верно. На «Деи Глории» бронзы не было. А вот на «Черги» было двенадцать пушек, стрелявших чугунными ядрами, четыре шестифунтовых и восемь четырехфунтовых, да еще четыре, которых заряжали каменными ядрами. Помнишь? Их сняли с французского корвета «Флам». И по крайней мере восемь восьмифунтовых пушек и четыре четырехфунтовые пушки были бронзовые. – Она сняла с переборки план шебеки и разложила его на столе перед Коем. – Это подтверждается документами, которые передал нам в Кадисе Лусио Гамбоа. С шебекой на дно ушло около пятнадцати тонн бронзы.
Кой снова обменялся взглядами с Пилото, который только слушал и не возражал.