Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Жизнь шла своим чередом, Танжер занялась другими делами. Конкурс в Морской музей, потом работа полностью поглотили ее внимание, новые интересы завладели ею. И так шло до того дня, когда появился Нино Палермо. Рыская по книгам и каталогам, он обнаружил ссылку на рапорт морского отдела Картахены, датированный 8 февраля 1767 года, о гибели «Деи Глории» в бою с корсарским кораблем. Указывалось и местонахождение документа – в числе прочих он был передан в Морской музей. Таким образом Палермо явился в музей в поисках информации, и случай свел его с Танжер. Именно ей было поручено выслушать этого охотника за сокровищами. Как и принято в его профессии, он приступил к делу не прямо, ходил вокруг да около, напускал туману и упомянул то, что действительно интересовало его, как бы между прочим. Но вдруг она уловила название – «Деи Глория». Эта бригантина пропала на переходе из Гаваны в Кадис. Танжер моментально все вспомнила и связала концы с концами. Постаралась как могла скрыть волнение. Когда пустыми обещаниями ей удалось отвязаться от охотника за сокровищами, она навела справки и поняла, что документ, который его интересовал, был передан в Главный морской архив Висо-дель-Маркес. На следующий день она была там и в отделе «Корсарство и нападения на суда» нашла «Деи Глорию»: Рапорт о гибели бригантины «Деи Глория» 4 февраля 1767 года в бою с корсарской шебекой, предположительно «Черги»… Все, что было официально известно о гибели корабля, включая донесение единственного выжившего, находилось тут. Вот она, разгадка тайны, развязка приключения, которым на нее повеяло из старого письма иезуита. Объяснялось и то, почему бригантина не дошла до порта и о чем допрашивали аббата Гандару в тюрьме до самой его смерти. Становилось понятно и назначение двухсот язычков зеленого пламени, которые должны были убедить членов тайного комитета, а может, и самого короля отказаться от преследования иезуитов.

Она была возбуждена, ошеломлена и зла до бешенства. Все это было у нее перед глазами уже несколько лет назад, а она не сумела увидеть. Не была готова. И вдруг, как в запутанной головоломке – когда вставишь главный фрагмент, все начинает складываться в ясную картинку, – Танжер вернулась к своим старым записям и заметкам. Теперь трагедия аббата Гандары – а даже папский нунций той поры в своих письмах не смог ее объяснить его святейшеству – была совершенно ясна. Аббат знал, что именно находилось на борту «Деи Глории». Положение при дворе, близость к королю делали его удобным посредником в той гигантской операции подкупа высших лиц страны, которую готовили иезуиты, и ему было поручено вести переговоры с графом Арандой. Однако кто-то пожелал или сорвать операцию, или попросту захватить добычу, и потому Гандару взяли под стражу и стали допрашивать. Потом на сцене – случайно либо преднамеренно – появилась корсарская шебека «Черги», и дело кончилось плохо для всех. Иезуитов изгнали, бригантина затонула при непроясненных обстоятельствах, и Гандара стал единственной ключевой фигурой в деле. Потому его и не выпускали из лап все восемнадцать лет, потому и допрашивали беспрерывно. И все разнородные факты и сведения вдруг обрели свой смысл: от него до самого конца хотели получить информацию о бригантине. Но аббат молчал, он унес тайну с собой в могилу. Только однажды он дал намек – в перехваченном письме, которое написал в 1778 году, через одиннадцать лет после событий, иезуиту-миссионеру Себастьяну де Мендибуру, высланному в Италию: «Они спрашивают про зрачки дьявола, безупречные, воды столь же чистой, как моя совесть. Но я молчу. Они меня пытают, но мое молчание превращается в пытку для них самих».