Карта утрат

Когда они наконец нашли сложенный листок из блокнота, Итянь в спешке едва не разорвал его.

Это был подсчет участков земли, которые имелись в собственности у отцовской семьи, с указанием их местоположения и выращиваемых там культур. Составитель указал количество му[16] в каждом участке, и записи доходили до середины листка, где на слове “арахис” обрывались. Иероглифы расползались по странице, а линии залезали за клеточки, которым полагается их ограничивать.

Сами иероглифы тоже содержали ошибки. Так пишут младшие школьники, путая черточки внутри иероглифов. Вместо составитель намалевал

то есть иероглиф, вообще не существующий. Чуть ниже вместо было выведено

Итянь вспомнил Ишоу, широкие плечи старшего брата, который корпел над домашним заданием. Но если верить дате в верхнем углу листка, эти записи сделали спустя годы после смерти Ишоу.

– Это Па написал?

Мать взяла у него из рук листок и вгляделась. Иероглифов она не понимала. Итянь силился вспомнить, какой почерк был у той американской студентки, однако китайские иероглифы слишком отличаются от английских букв, поэтому воспоминания ничем ему не помогли.

– Это оно? Ты это искал? – спросила мать.

Он знал, о чем она спрашивает. Нет, бумаги не подсказали ему, где искать отца, хотя, глядя на полудетские ошибки, Итянь чувствовал, что совершил открытие.

Во второй раз за этот день ему захотелось побыстрее отыскать отца и спросить, что тот ощущает, когда выводит иероглифы. Или обратиться к Ишоу и задать ему тот же вопрос: “А у тебя как это выходит?”

Он никогда не пытался вникнуть в то, чем именно они отличаются от него самого. А объяснение оказалось простым: расстройство, нарушение восприятия, причем распространенное. Вот и причина, повлиять на которую было не в их силах и которая, однако, определила ход их жизни. В юности собственный интеллект казался Итяню загадочным даром, и предугадать его последствия было так же сложно, как предсказать, будет ли погода благоприятной для урожая. Его взрослая жизнь во многих отношениях сложилась гораздо проще, чем он предполагал, процессы в ней подчинялись разуму и науке. Как в этом поддающемся описанию мире существовали бы отец и Ишоу?

Остаток дня Итянь перебирал вещи в шкафу. Там он обнаружил предметы, о существовании которых уже напрочь забыл: шарики, в которые они с Ишоу играли с другими деревенскими мальчишками, вырезанные из щепок неуклюжие игрушки. Те же расплывающиеся буквы он обнаружил лишь еще на одной анкете – официальном запросе о пенсии для сельских военных, вышедших в отставку. К этому времени Итянь был уверен в том, что прав. В анкете, в графе, где требовалось имя получателя, отец указал свое имя. И даже эти три иероглифа, наиболее привычные человеку, получились угловатыми и неуверенно-громоздкими.

Глава 36

Ханьвэнь лежала рядом с Юньюанем, когда в комнату заглянула горничная. Накануне вечером, вернувшись домой, Ханьвэнь обнаружила, что лоб у малыша горячий. Сухая кожа обожгла ей ладонь, словно упрек в том, что она провела вечер с Итянем. Обычно Ханьвэнь не отличалась суеверностью, однако с возвращением Итяня события выстраивались перед ней, точно фигуры на шахматной доске, которые требуют найти между ними взаимосвязь.

Весь следующий день Ханьвэнь пролежала в кровати вместе с сыном. Когда оба просыпались, она кормила его с ложечки супом и поила сладким сахарным сиропом. Она благодарила судьбу за его болезнь, за возможность посвятить себя заботам о сыне, которые отвлекали ее от мыслей о Гуйфане и Итяне. И когда ее мать заглянула проведать их, Ханьвэнь с радостью сказала:

– Спасибо, Ма. Я справлюсь.

В коконе приостановившегося времени она услышала голос горничной, такой далекий, что Ханьвэнь решила, будто реальному миру он не принадлежит.

– Госпожа? Госпожа?

– Что случилось?

– Вас к телефону, – сказала горничная.

Ханьвэнь заморгала, возвращая себя в действительность. Она понимала, что ей придется снова разговаривать с Итянем, но надеялась, что у нее будет больше времени обдумать, что сказать.

Она спустила ноги с кровати, сунула их в тапочки и бережно подоткнула одеяло Юньюаню. Чтобы подольше тянуть время, Ханьвэнь хваталась за малейший повод. Наконец она набралась храбрости и взяла трубку.

– Итянь, это ты?

– Простите? – Голос в трубке был женским, и на миг Ханьвэнь пришло в голову, что это звонит жена Итяня и сейчас она начнет браниться. – Я звоню госпоже Ван, – продолжала женщина, – по просьбе начальника полиции. Он просил передать ей кое-что.

– Ах да, конечно.

– Я разговариваю с госпожой Ван?

– Да, это я.

– Я вас не отвлекаю? Хотите, я перезвоню позже?

– Нет-нет, все в порядке.

– Хорошо. У нас есть новости по вашему делу.