– Ну ладно. Пока, – сказала она. В какие слова облечь мысль о том, что до его отъезда они больше не увидятся, она не знала. Возможно, не увидятся больше никогда.
– Ханьвэнь, – сказал он внезапно, когда она уже собиралась повесить трубку, – спасибо за все. Честно, спасибо. Даже если в магазине я ничего нового не узнаю. Ты мне очень помогла, – он вздохнул, – всегда помогала.
– Что ты, не за что! Друзья всегда друг другу помогают.
– Спасибо, – повторил он, – до свидания.
Она закрыла глаза, стараясь запомнить его голос.
– До свидания.
Положив трубку, Ханьвэнь долго сидела возле телефона. К ней подходили мать и горничная, и их слова сливались в неразборчивый далекий гул. Она не отвечала, и они отступали. Скрючившись, она так и сидела на подлокотнике дивана, руки и ноги у нее затекли, спина ныла.
Вчера вечером, когда они принялись одеваться, от шороха одежды Ханьвэнь сделалось совсем тошно. Потом она села на кровать, а он примостился на краешке столика. Никто не хотел прощаться, но Ханьвэнь не знала, что еще сказать. В конце концов Итянь проговорил:
– Я думал, мы с тобой больше не встретимся. Почему ты не отвечала на мои письма?
– Мне было тяжело. У тебя все складывалось так легко. Я не хотела читать про твою университетскую жизнь, про твою свободу, ведь мечтали-то об этом мы вдвоем. Ты получил все, а мне не досталось ничего.
– Я думал, что все эти годы ты просто не хочешь со мной разговаривать. И боялся писать тебе.
– Прости, – сказала она. А потом, поскольку терять ей было больше нечего, добавила: – Ты знаешь, а ведь я считаю тебя героем. Помнишь, мы читали все эти древние истории? У героя есть мечта, и ради нее он отправляется на подвиги. Разумеется, он вынужден преодолевать трудности, но в конце концов добивается своего. И ты все время знаешь, что героя ждет успех. Я сейчас вспоминаю, как мы переживали, когда готовились к экзаменам, вот только ты-то почему переживал? Я не сомневалась, что у тебя все будет отлично. Я предчувствовала, что ты справишься, и оказалась права. Ты добился своего, а вот мне пришлось выбрать иной путь.
Сейчас Ханьвэнь вспоминала лицо Итяня – не такое, каким видела его накануне вечером. В ее памяти он оставался семнадцатилетним, каким был, когда они вернулись с экзамена. Тогда она заметила появившуюся в нем уверенность. Он и сейчас ее сохранил. Как бы Ханьвэнь хотелось обладать подобной уверенностью. Она надеялась, что если поцелует его, то это чувство передастся и ей, но ошибалась. Но ей не удалось и другое. Закрыв глаза, целуя его, она попыталась исчезнуть из этого мира, оказаться вместе с Итянем в мире прежнем, вот только ничего не вышло. Их жизни разделяет пропасть, и у нее никогда не будет того, что есть у него. Ей нужен не он, а его жизнь.
Но разве у нее нет собственной жизни? Ханьвэнь обвела глазами комнату, вгляделась в предметы, словно подтверждая, что она на месте, в своем мире. Нефритовая ваза с искусственными орхидеями, керамическая пепельница на кофейном столике, телевизор с блестящим экраном – за последний месяц она осознала, что все пустота, ничто.
Она встала и направилась в комнату Юньюаня – ей надо срочно увидеть сына.
На пороге Ханьвэнь замерла. Она смотрела на его маленькое тело, укрытое одеялом, и на нее вдруг снизошел покой.
Поджав под себя ноги, она устроилась на кровати рядом с сыном. Юньюань, проснувшись, заморгал.
– Тебе получше? – спросила Ханьвэнь.
Малыш весь день пролежал в кровати, волосы у него на затылке торчали.
– Сил нет. – Он потер кулачком глаза и забрался к ней на колени, чего не делал уже несколько месяцев.
Он был тяжелее, чем ей запомнилось. Ханьвэнь была уверена, что ее мать никогда не обнимала ее вот так, по крайней мере, таких воспоминаний у нее не сохранилось. Возможно, это случалось совсем в раннем возрасте, когда без укачивания, бывает, не обойдешься. Мать ее любит, в этом Ханьвэнь не сомневалась, просто любовь у нее иная. Нежность матери проявлялась в ее надеждах на будущее Ханьвэнь. И вот поэтому Ханьвэнь сейчас живет в этих сбывшихся надеждах, она выстроила свою жизнь так, чтобы они осуществились. Возможно, именно поэтому у Итяня имелся шанс, которого у нее не было. Он учился ради себя, а за ее стремлениями скрывались не только ее мечты и желания.
Жизнь ее сына будет другой. Когда жар отступит, Ханьвэнь почитает ему что-нибудь, а потом расскажет про математику и всякие другие науки, а он объявит, что все это жуткая скукота. И пускай он сам выберет, кем хочет стать. Может, их страна к тому времени прекратит воевать, прекратит перемалывать людей, срывая их с места и швыряя в неведомое, корежа их судьбы. А может, и не прекратит. Оплошность Гуйфаня показала, что даже мир небоскребов только с виду надежный. Значит, ей предстоит сделать жизнь, свою и сына, достаточно прочной, чтобы противостоять напору тех, кто пытается писать историю.