Ханьвэнь вышла, оставила его на кухне одного.
Мать была у себя – готовилась ко сну.
– Ма, прости, что совсем тебя забросила. Надо было кое-что с Гуйфанем уладить.
– Я так и поняла.
Сидя на кровати, мать парила в тазу ноги перед сном. Ханьвэнь опустилась на корточки и окунула пальцы в пластмассовый тазик, ярко-голубой, тот самый, в котором купали новорожденного Юньюаня. Вода уже остыла.
– Просто я не могу рассказать тебе обо всем, что у нас происходит.
– Знаю-знаю. Это твоя семья. Я и не лезу. Просто иногда переживаю.
– Зря переживаешь, я все уладила.
Ханьвэнь словно слышала свой голос со стороны, как он звучал на кассете, решительный и уверенный. Прищурившись, мать посмотрела на нее, как будто не видела много лет.
– Ты что, Ма?
На миг взгляд матери прояснился, стал прежним, но затем цепкость покинула его, уступив привычному спокойствию.
– Ничего. Просто живешь ты теперь в покое и достатке, как раз так, как мне для тебя мечталось. Свою работу я как мать выполнила.
Какого ответа она ждала? Все эти дни Ханьвэнь оберегала мать, чтобы та не узнала правды, а той, как малому ребенку, требовалось лишь услышать, что все будет хорошо.
Вот только лицо у нее на детское не похоже. Она постарела, хоть и выглядит моложе своего возраста. Ханьвэнь вдруг подумала, что когда-нибудь с ней случится то же самое: она будет покорно плыть по течению вместе с Гуйфанем, мать к тому времени умрет, Юньюань вырастет и покинет их. А чего еще ожидать?
С того дня, как вернулся Итянь, Ханьвэнь постоянно вспоминала жизнь в деревне, мечтала возвратиться в то полное надежд время. Но что, если вернуться в еще более ранние годы, в Шанхай? Ведь как раз по Шанхаю она сильнее всего тосковала в деревне, верно? И после того, как страна изменилась, Ханьвэнь так и не привыкла к новой городской жизни. Интересно, правдивы ли истории, которые сейчас рассказывают о Шанхае, – залитая светом ночная набережная, изящные женщины в барах, чьи танцы проникнуты мечтами, ощущение жизни, которое само по себе – наслаждение. Жены других госслужащих часто ездили в отпуск, иногда даже за границу, и никто им это в вину не ставил. А почему бы и ей не поехать?
– Ма, – решилась Ханьвэнь, – а что, если мы куда-нибудь поедем? Втроем – ты, я и Юньюань?
Глава 38
– И что ты теперь будешь делать? – спросила Итяня мать.
– Давай сперва послушаем, что скажут в том магазине. А потом решу, хорошо?
Они сидели в повозке рикши, которого наняли, чтобы тот отвез их в Пять Рощ.
Мать заговорила впервые за всю поездку. Прижавшись к Итяню, она замотала лицо шарфом, спасаясь от холодного зимнего ветра.
Итянь кутаться не стал. Он знал, что щеки вскоре задубеют, но теперь, когда он решил с отъездом, все, даже неудобство, обрело приятный оттенок воспоминаний.
Колеса повозки уверенно шуршали по дороге, а Итянь обдумывал вопрос матери.
После звонка Ханьвэнь он попросил Мали перебронировать билет и отложить вылет на два дня, чтобы успеть заехать в поселок. Но вдруг в магазине ему сообщат нечто важное, что приведет его к отцу? В управе ему сказали, что Мали уже дважды звонила – видимо, уточнить что-то, касающееся билета. Он и сам понимал, что ему следовало бы серьезнее отнестись к связанным с его отъездом деталям, и все же перезванивать Мали не стал.
В последний раз Итянь приходил в Пять Рощ, когда ему было тринадцать и когда Ишоу подговорил его пробраться за учебниками в библиотеку, единственную на округу. В это время поселок лишь стряхивал с себя послеобеденный сон. Несколько лавочников поднимали металлические пластины, которые использовались вместо дверей, но другие магазины стояли закрытые или заколоченные.
Итянь последовал полученным от Ханьвэнь указаниям и дошел до здания возле перекрестка трех дорог. Вместо названия на вывеске было два слова: “Книжный магазин”.
Итянь сверился с записями. Все правильно, никакой ошибки. Руководствуясь описанием Ханьвэнь, он решил, что направляется к лавке, торгующей лапшой или бакалеей. Его отец наверняка проголодался и зашел поесть – это было бы логично.
Итянь боялся, что магазин закрыт, но когда толкнул дверь, та с легкостью поддалась. Войдя внутрь, он закашлялся: пыль покрывала здесь все поверхности, позолоченная солнцем, висела в воздухе. Поразительно – помещение было забито книгами, они громоздились вдоль стен, занимали каждый свободный дюйм пространства. Хотя площадь едва ли превышала их задний дворик, Итянь понимал, что в этих четырех стенах тысячи книг. Они занимали и коридоры, отчего проходы были такими узкими, что Итяню, чтобы не задеть корешки книг, пришлось протискиваться боком. Подобного места Итянь в жизни не видел. Он переводил взгляд с одной книги на другую, не зная, на какой остановиться.
По узким коридорам они с матерью пробирались вглубь лавки.
– Добрый день! – громко произнесла мать, но книги поглотили звук.