Карта утрат

Отец обрушил на его голову проклятья такие жестокие, что даже люди, толпящиеся в коридоре, забыли о собственных несчастьях и уставились на них. Итянь склонил голову и безропотно слушал отца. Он столько месяцев изучал математику и логику, а теперь весь мир свелся к одному-единственному умозаключению: отец прав.

Мать встала между ними, уперлась руками отцу в грудь.

– Не надо, пожалуйста, – взмолилась она, – может, врач ошибся.

Отец оттолкнул ее:

– Вон его спроси тогда. Он же такой умный. Образование решил получить! Пускай расскажет, как оно на самом деле.

Мать закрыла лицо ладонями, будто пытаясь укрыться от ветра, и медленно опустилась на пол.

– Пожалуйста, – всхлипнула она, непонятно к кому обращаясь. Она словно умоляла весь мир.

Итянь взял ее за руки, попытался поднять. Мать притянула Итяня к себе и прильнула к его груди. Итянь поднял голову и увидел, как удаляется по коридору отец. Итянь хотел вскочить и броситься следом, однако мать крепко вцепилась в него, и он остался рядом с ней. Она прижалась щекой к его лицу и зарыдала, и Итянь покорно сидел и ждал. Голос матери влился в обволакивающий гул больничных звуков. Он ничего не чувствовал – лишь влагу на лице и тяжесть материнского тела.

Глава 22

Они похоронили его на клочке земли за семейным полем, где всегда хоронили умерших из их рода. День выдался солнечный, один из тех странных зимних дней, когда ослепляющие солнечные лучи растекаются по земле, неспешно согревая ее поверхность и растапливая мерзлую грязь. Свет отражался от белой траурной одежды, и Итяню резало глаза. По этому случаю мать и ему сшила белое одеяние. Утром она затянула у него на талии траурный пояс, а лоб обвязала лентой. На миг, когда мать обхватила его руками, Итянь почувствовал себя младенцем, которому ничто не грозит. Затем мать опустила руки, и Итянь вернулся в реальность. Его брат умер.

Скорбящие принесли к захоронению монеты и корзинки с едой – подношение для почившего. Могильные холмики располагались на расстоянии друг от дружки. Так предыдущее захоронение отделялось от последующего. Под одним холмиком покоился дедушка Итяня – всего несколько месяцев прошло с тех пор, как они собирались здесь на его похоронах. Рядом с ним было оставлено место для отца Итяня (место для матери отвели позади: согласно традиции, места в первом ряду она считалась недостойной). И постыдная пустота между могилой Ишоу и могилой деда, говорящая о нарушении естественного хода вещей. Когда сына хоронят раньше, чем отца, это неправильно.

Стоящая рядом с Итянем мать причитала. Нанять плакальщиков денег у них не нашлось. Больничные расходы на отца и две смерти не позволили им даже заплатить резчику, чтобы тот выбил на могильной плите имя Ишоу.

Громкие причитания матери разносились далеко, выделяли ее в толпе скорбящих.

– Рано, слишком рано, – сказал один из гостей, которого Итянь не знал.

По другую сторону от матери стоял отец, мужественный и молчаливый. За весь день он почти ни звука не проронил, да и вообще по возвращении из больницы отказывался вести с кем бы то ни было долгие беседы.

В один год умерли и дедушка, и брат Итяня. Отец – единственный человек, который ощущал утрату столь же остро, как Итянь, но, замкнувшиеся в своем одиночестве, они медленно отдалялись друг от друга. Итяню по-прежнему не верилось, что Ишоу больше нет. Он почти ждал, что брат вот-вот объявится, что в поле замаячит его фигура. Таким Итянь запомнил его: вечно в движении, упругая походка. В детстве Итянь смотрел в сторону поля и всегда видел брата. В волне надвигающегося утреннего зноя фигура Ишоу смахивала на мираж. Вот фигура размывается, словно расслабившись, но тут же энергично распрямляется – движения отточенные, уверенные. Мотыга описывает высокий полукруг, опускается, и в стороны разлетаются комья земли. Итяню столько вопросов хотелось задать брату. Хотелось вернуться в детство, замереть, стоя на пороге, и с недоверием наблюдать за ним. Дедушку привели к смерти старость и жизненная логика, но брат – здоровее него Итянь никого не знал. И тем, каким стал он сам, Итянь, он во многом обязан этим двоим. У него было ощущение, будто все эти годы копился долг, а теперь его лишили возможности его выплатить. В смерти это самое ужасное: мертвым не отдать долг, а значит, он навсегда будет твоим бременем.

* * *

После похорон они вернулись домой, где всех ждала поминальная трапеза. Итянь сидел в углу – он ни с кем не здоровался, не заговаривал. Он не желал вести все эти ритуальные беседы с родичами, которые примутся доказывать, как они любили Ишоу и как их потрясла его смерть. Итянь заметил, как мать посмотрела на него, а потом перевела взгляд на отца. Тот сидел за столом в стороне от всех, перед ним стояла бутылка. Вообще-то байцзю предназначалась для гостей, но отец забрал бутылку и наливал себе стопку за стопкой, не обращая ни на кого внимания.

Дядюшка, весь день просуетившийся, попытался подступиться к нему:

– Ну какой смысл теперь так убиваться.