Никогда прежде она так на него не сердилась. Она вспомнила лицо матери, когда та узнала, что Ханьвэнь отправляют в деревню. Тогда ярость матери казалась Ханьвэнь преувеличенной по сравнению с ее собственной печалью. Сейчас же она смотрела на Итяня, и ее накрывало ощущение пустоты, порождающей неконтролируемый гнев.
– Ты так говоришь, потому что не знаешь, каково это, – сказал Итянь, и ярость в Ханьвэнь вскипела еще сильнее.
– А ты не знаешь, каково это, когда тебя посылают в деревню, где у тебя никого нет и откуда тебе не выбраться.
Ханьвэнь захотелось рассказать ему, как она собиралась искалечить себя, лишь бы получить такую же возможность подготовиться, какая имелась у него. Она не сомневалась, что у Хунсинь, которую отправили в Шанхай, было полно времени на подготовку, поэтому она наверняка сдала. Ханьвэнь вдруг вспомнила, как составила для него план учебы, – это произошло как раз перед тем, как она решила покалечить себя. Она так заботилась о нем, а он тогда взял и исчез на неделю и даже не объяснился. Ему на нее плевать.
– На твоем месте я бы прекратила ныть. – Ханьвэнь увидела, как его лицо болезненно скривилось, и ее захлестнуло злорадство. Наконец-то он хоть что-то почувствовал. – И я бы вообще не думала о том, что с тобой расстанусь.
Она уставилась на него, ожидая ответа. Ожидая, что он возразит и скажет, что она это не всерьез. Однако Итянь лишь опустил голову.
Его поникшая голова, его безропотность привели ее в чувство. Не в силах больше смотреть на него, Ханьвэнь отвернулась и подняла воротник куртки. Шагая к деревне, она хотела обернуться и взглянуть на него, но переборола себя. Несмотря на дующий в лицо холодный ветер, Ханьвэнь вскинула голову и ускорила шаг.
Глава 24
Той ночью Ханьвэнь почти не спала – все вспоминала лицо Итяня, когда она покинула его там, у реки. В детстве, слушая, как разносится по переулкам брань ссорящихся влюбленных, она усвоила, что от любви до предательства и боли один шаг, и поклялась защитить себя от этого. Сейчас Ханьвэнь осознала, что тоже способна причинить боль.
Ночью она слышала, как У Мэй проснулась и, уткнувшись в подушку, тихо плачет. На следующее утро их бригаду отпустили – сельскохозяйственный сезон закончился, и работы у них было меньше, – поэтому после завтрака Ханьвэнь отправилась к дому Итяня. Он рассказывал ей, где находится его дом, однако в гостях у него Ханьвэнь еще не бывала. Возле главной деревенской улицы Ханьвэнь приметила крышу с осыпавшейся черепицей. Дверь во двор была плотно закрыта. В это время года большинство местных уже начинают украшать жилище к Новому году, но эта дверь стояла не наряженной. Лишь сверху белел траурный клочок ткани.
Ханьвэнь протянула руку к двери и замерла. Деревенские жители часто забегают друг к дружке поболтать, однако Ханьвэнь опасалась, что на нее посмотрят косо.
– Итянь? – позвала она наконец.
Ответа не последовало. Она прижалась ухом к двери.
– Итянь? – повторила она, на этот раз громче.
За дверью послышался шорох. Шаги. Кто-то направился к двери и остановился.
Ханьвэнь снова позвала, в последний раз.
Дверь открылась, и выглянула женщина. От удивительного сходства с Итянем Ханьвэнь остолбенела. Эту женщину она и прежде видела в деревне, но настолько близко – впервые, поэтому лишь теперь увидела, как сходятся у нее на переносице брови и как она поджимает губы. Ханьвэнь вспомнила лицо Итяня в тот день, когда она встретила его на холме, ошарашив своим появлением. Однако в следующую секунду в глазах женщины появилась настороженность, она оценивала ее – у Итяня этого не было.
– Простите, тетушка, – Ханьвэнь подбирала слова, – я ошиблась.
Что теперь подумает его мать? Ханьвэнь быстро шла по улице, поднимая ногами пыль. Правда, глаза женщины смотрели печально, как у человека, у которого и так есть о чем думать, помимо незнакомки, постучавшейся в дверь.
Когда Ханьвэнь вернулась, их бригада приводила в порядок старые распылители для пестицидов. В межсезонье бригадир обязательно находил занятия наподобие этого – все что угодно, лишь бы молодежь не просиживала в общежитиях, играя в карты и впустую тратя зимние дни. Обычно Ханьвэнь подобную работу любила – она тщательно осматривала старые инструменты и изучала, каким образом детали складываются в механизм. Особенно ей нравился тот чудесный миг, когда сломанный инструмент снова приходил в движение. После этого она смотрела на собственные руки так, словно они волшебные.
Впрочем, сегодня воодушевление не пришло. В сарай она не заглядывала с тех самых пор, как они с Итянем готовились здесь к экзаменам. Их старый стол сдвинули в угол, и пауки уже успели затянуть его паутиной.