Карта утрат

– Тебе еще долго не надо возвращаться. Может, и вообще никогда.

Ханьвэнь забралась обратно под одеяло, спрятала руки под комковатый хлопок.

Она поняла, что лежит в материнской кровати, огляделась и заметила, что в изножье мать соорудила себе импровизированное ложе. В углу стоял обеденный стол, за которым Ханьвэнь когда-то ела и переписывала тогда еще незнакомые иероглифы. Под столом на полочке мать держала посуду и упаковки риса. В другом углу располагался деревянный сервант с сундучком сверху. В сундучке хранились главные ценности. В серванте – щербатые керамические миски, укрытые белой салфеткой. Портрет отца под отполированным стеклом. Как же странно спустя годы, проведенные в деревне, оказаться дома, среди этих умиротворяющих предметов. Несколько месяцев назад Ханьвэнь почти все отдала бы, чтобы сюда вернуться. Теперь же все казалось ей будничным и ничем не примечательным.

На стене висело выцветшее фото Председателя Мао, рядом с календарем, который был явно новее. Ханьвэнь прищурилась и вгляделась в цифры. 1978. Ушедшие дни мать помечала крестиками. Ханьвэнь пересчитала их, посмотрела на сегодняшнее число и удивилась: завтра Новый год.

Глава 25

Мать перетянула сумку Итяня резинкой. Пока Итянь собирал вещи, клетчатая ткань ветхой сумки разошлась. Случилось это в последнюю минуту, поэтому мать не придумала ничего лучше, как обмотать сумку резинкой – на случай, если во время долгого путешествия до Пекина сумка окончательно порвется.

– Как сядешь в поезд, сумку поставь перед собой и глаз с нее не своди. А захочешь спать, привяжи ее к руке – так ты сразу почувствуешь, если ее попытаются украсть.

Итяню и в голову не пришло бы, что его убогую сумку вздумается кому-то украсть, однако, чтобы не расстраивать мать, вслух он этого не сказал. Она и так уже много раз извинилась, что не справила ему новую одежду и обувь и не дала побольше денег на первое время. На самом деле того, что она наскребла, хватило лишь на билет до Пекина – в отсутствие отца мать тайком совала ему мелкие банкноты. Лишь поддавшись на уговоры матери, отец разрешил Итяню пожить последние недели дома. За все это время он ни разу не заговорил с Итянем и даже не садился с ним за один стол. Новогодние праздники Итянь провел у Дядюшки, чтобы не сидеть дома в одиночестве.

Отцовский гнев упростил Итяню отъезд: теперь он не переживал, что расстроит отца.

Провожала его только мать. Ханьвэнь уехала. Узнав о случившемся с ней, Итянь принялся писать письмо за письмом на ее шанхайский адрес. Ответ он просил прислать в Пекинский университет. Итянь внезапно понял, что даже не попытался утешить Ханьвэнь, когда та провалила экзамены, и в каждом письме умолял простить его. После всего, чем пожертвовал ради него Ишоу, он опять погрузился в свой эгоизм. Он надеялся, что к его прибытию в Пекин она его простит и там его будет ждать целая стопка писем от нее.

Итянь с матерью дошли до конца деревни, откуда он собирался на попутном грузовике доехать до поселка. От волнения Итянь впервые в жизни проснулся раньше матери, и, когда она встала, он уже был полностью готов.

У въезда в деревню, рядом с грунтовой дорогой, росла одинокая красная сосна. Местные называли ее Поклон-сосной: ветви клонились к дороге, будто приветствовали путника. А что, если этот поклон – прощание? Итянь опустил голову и посмотрел себе на ноги, не зная, что сказать матери. Он смотрел на матерчатые башмаки – свои и матери. Лишь сейчас Итянь заметил, что поза у них одинаковая: стопы вывернуты наружу, а вес приходится на правое бедро.

– С незнакомыми не разговаривай. Если будут просить денег, не обращай внимания.

Мать попыталась обнять его, но с трудом дотянулась до его плеч.

– Если потеряешь, я тебе выслать не смогу. Это ты тут вечно в облаках летаешь, а там так нельзя. Иначе тебе на шею сядут. – Холодный рассветный воздух превращал теплое дыхание матери в пар.

На дороге показался трактор. Поднимая клубы пыли, он полз в их сторону. Итяню захотелось схватить ручку и записать все, что он видит вокруг, запомнить каждую мелочь в деревне, снова оказаться в классе, сесть за первую парту и скрупулезно запечатлеть все подробности, которые стали видны лишь сейчас, когда они вот-вот исчезнут. Запах угля из дымоходов по утрам, темно-серый дым на фоне более светлого неба, как мать, волнуясь, втягивает щеки, робость зарождающегося дня.

Трактор подъехал ближе, двигатель заревел громче и настырнее, а водитель велел Итяню лезть в кузов и сесть между мешками с зерном.

Водитель переключил передачу. Итянь быстро забрался в кузов и обернулся, прощаясь с матерью. Он отчаянно махал рукой. Как же быстро все это произошло.

– Ма, иди домой! За меня не волнуйся. Со мной все будет хорошо! Не жди, иди домой!