Картахена

Маркус старался говорить тихо и убедительно, но она вертела в пальцах карандаш и смотрела в окно со скучающим видом. В какой-то момент он услышал себя со стороны, как бывает, когда слушаешь собственный голос в записи, и поразился: его речи звучали как речи лжеца.

— О да, вы напишете. — Она холодно посмотрела ему в лицо. — Вы все что угодно напишете, это ведь ваше ремесло. Машину получите в понедельник утром на паркинге. Сегодня патрульного нет в участке, а ключи у него.

— Ладно, я понял. Сними свой казенный пиджак, и пойдем в «Колонну». Там я расскажу тебе, как все обстоит на самом деле. И куплю тебе вишневого мороженого. Ты ведь даже имени моего не знаешь!

— Ваше имя указано в ваших правах.

— Петра!

— Ваши права на конторке дежурного.

* * *

Выйдя из участка, он остановился на крыльце: площадь была заполнена народом, даже в пустом фонтане стояли дети с лавровыми ветками. Утро было жарким, и тишина, висевшая над площадью, казалась особенно непроницаемой. Ни музыки, ни разговоров, слышны были только шелест бумажных гирлянд и слабые жестяные звуки, доносимые ветром из гавани.

Но какова Петра? Он потянулся за трубкой и тут же вспомнил, что оставил ее в кармане куртки вместе с табаком. Преображение маленькой медсестры в комиссара будет покруче превращения титаниды в волчицу. Нет, здесь будет уместнее превращение красавицы Ио в корову: судя по всему, нового капо до сих пор гонит и жалит божественный овод.

Из дверей церкви выходили люди в белых накидках и медленно струились в расступающейся, будто воды, толпе. За ними выступали члены братства в полосатых капюшонах, накинутых на опущенные головы. Впереди всех шли четыре босых священника, в одном из них Маркус узнал местного падре, несущего в вытянутых руках что-то вроде железной шкатулки. Он долго стоял на крыльце, провожая процессию глазами, и очнулся, только когда онемевшая деревня снова обрела голос.

Как можно поверить в то, что «Бриатико» принадлежит старику в драных сандалиях, похожему на сбежавшего из плена легионера? И никто об этом не знает. И как поверить в то, что хладнокровный убийца работает на траянской почте, ездит на красном скутере и флиртует с сержантом полиции?

Маркусу нужно было выпить. Головоломка «Бриатико» лежала перед ним, светлея всего лишь парой недостающих фрагментов, но он не чувствовал радости, скорее, что-то похожее на досаду. Больше того, он был обескуражен тем, что расследование так быстро привело его к разгадке. Говорить ли клошару правду? И сколько правды сказать? Стоит потянуть за нитку, как размотается вся грязная кудель, многолетнее безнадежное вязание норн.

Клошар узнает, что его нежная веснушчатая внучка убила своего отца, подстроив ему западню. Еще он узнает, что тринадцать лет назад два игрока в покер убили старуху ради сомнительной сделки с холмом, ту самую Стефанию, с которой клошар обнимался на сене, покуда его младший брат сторожил у конюшни, сидя на повозке с ящиками, пропахшими рыбой.

И кто эти два игрока в покер? Два заговорщика, два поганых куска пряжи, они и были той самой настоящей семьей, о которой клошар так убивается, что готов плыть на край света. И как ему жить с такой новостью? Не лучше ли отправиться в Картахену?

Маркус спустился с крыльца и побрел вслед за монахами, разглядывая спину раскрашенной статуи из папье-маше, покачивающейся над головами, он был твердо намерен дойти до того места, где процессия остановится. Вероятно, они отправятся на холм, как рассказывал клошар, хотя теперь там некому накрывать столы с угощением.

Времена богобоязненной Стефании прошли, в поместье нет ни барыни, ни слуг, чтобы резали сыр и таскали ведерки с фрулатте. Нет и часовни Святого Андрея, которую они могли бы почтить своим вниманием, невзирая на православный крест на дверях.

Ну конечно же, святой Андрей! Он остановился и невольно оглянулся на желтую крышу полицейского участка. Вот почему комиссар с таким упорством собирает деньги на новую часовню. Пожар девяносто девятого года не дает ей покоя. Хорошо, что она не знает, с каким пеплом смешалась земля под анемонами, посаженными вокруг беседки.

Процессия завернула на узкую виа Сен-Джакомо и вытянулась в длину: на улице могли разойтись только четверо прохожих. Впереди у них виале дель Порто, где и двое не разойдутся, подумал он, я успею вернуться бегом на площадь, купить стакан вина в траттории и догнать их возле гавани.

Выходит, Пеникелла был тайным хозяином со дня сделки с греками, подумал он, заворачивая в кафе, забитое нарядными людьми. Когда это случилось? Еще в две тысячи пятом Аверичи размахивал маркой в игорных притонах, а уже через год ее выставили на торги.

Есть вероятность, что письмо конюха англичанке, изгнанной из поместья, стало причиной не только его собственной гибели, но и поспешной продажи сицилийской ошибки. Хозяину жгло карман краденое наследство, он избавился от него на аукционе, купил у греков поместье, замел следы и в охотку занялся реставрацией.